По крайней мере хоть одного нельзя ли оставить за древней Русью: полного сохранения чистоты девства и супружеской верности? Нет, и того нельзя. Не говоря о том времени, когда языческие понятия владели всем семейным бытом, вот что делалось в XVI веке, по свидетельству «Стоглава», как оно приведено у Карамзина (том XI, прим, 830): «О Иване дни, в навечерие рождества Христова и крещения сходятся мужи, и жены, и девицы на ночное плещование, и на бесчинный говор, и на скакание, и бывает отрокам осквернение и девам растление. И егда нощь мимоходит, отходят к реце с велким кричанием, и умываются водою, и егда начнут заутреню звонити, тогда отходят в домы своя и падают, яко мертвы, от великого клопотанья. В троицкую субботу сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробам с великим кричанием, и егда начнут играти скоморохи, гудцы и причудницы, они же, от плача преставще, начнут скакати и плясати и в долони бити». Вы скажете, что и тут выражается только влияние языческого поверья; но как бы то ни было, а «ночное плещованье» совершалось. Да если хотите, можно представить и другие примеры, без всякого уже отношения к язычеству. Раскройте Желябужского: «Петр Кикин бит кнутом за то, что он девку растлил» (стр. 7); «Пытан Володимер Федоров, сын Замыцкой, в подговоре девок, по язычной молвке Филипа Дивова» (13); «Приведены в Стрелецкий приказ Трофим да Данила Ларионовы с девкою в блудном деле его жены, в застенок, и они повинились в застенке в блудном деле. А сказали: что они с девкою блудно жили. Одному учинено наказанье пред Стрелецким приказом, вместо кнута бить батоги; а другого отослали в Патриарший приказ, для того что он холостой» (стр. 22); А «на Царицыне бит кнутом нещадно Иван Петров, сын Бартенев, за то, что брал взятки; так же брал женок и девок на постелю» (стр. 53). Можно повернуть дело так, что наказание кнутом за подобные преступления скорее говорит о чистоте нравственности в обществе, нежели о его развращении. Но ведь это так случилось, что попались эти люди; а что их били кнутом, так это вовсе не диковинка: кого же не били кнутом в древней Руси? Но не всегда же попадались под суд люди, любившие пожуировать тогда. В «Актах юридических», изданных г. Калачовым (том I, стр. 555 {64}) помещено духовное завещание одного почтенного отца семейства, который говорит, что он «раб есть греху, наипаче же всех блудному», отпускает на волю нескольких женщин, живших у него в доме, и в заключение просит у всех прощения. Умилительный тон его просьбы может растрогать поклонников древней Руси: «также и сирот моих, которые мне служили, мужей их и жен, и вдов, и детой, чем будет оскорбил во своей кручине, боем по вине и не по вине, и к женам их и ко вдовам насильством, девственным растленьем, а иных есми грехом своим и смерти предал; согрешил во всем и перед ними виноват». Если вы скажете, что и это исключительный случай, то придется для вас сделать выписку из «Домостроя», где говорится, чтобы слуги хорошо жили с женами и
чтобы жены их баб бы не слушали, кои на зло потворяют младые жоны, сиречь которые сваживают с чужими мужьями, и наипаче их учат красти, и бл……, и всему злу. И много слышах от баб потворенных, которые бегают, покрадши государя и государыню (господина и госпожу) со многим имением, жонки и девки с чужими мужики. И егда возмет у нее с чем сбежала, и ее убьет или в воду посадит, а имение твое изгинет. Аще ли ти неверно мнится о таковых бабах, то како в дом твой прийти мужику незнаему? Или женка и девка по воду пойдут, или платье мыть, и с мужиком начнут говорити? Аще и знаем будет, оне же срамятся с ним и созретися, занеже с мужиком, а не с своим мужем говорити; а бабе всегда ей время говорити тишком о каковом деле. Учинится она торговкою, и пришед и пытает у них: «Надобе ли вам то или иное? Или государыне вашей?» И оне у нее пытают: есть ли то? и она ж молвит: «Есть». И оне, девки и жонки, молодые: «Дай, мы покажем государыне». И она же отмолвится: «Дела семь то и то жене доброй, того и того»; и скажет человека доброго же, еще и по имени; а все лжет. «И яз, кунка, иду да у нее возьму, и к вам принесу». И оне ей дари запретят: «Принеси к нам до обеда же, или как вечерню поют». Баба же молвит: «У, кунки, знаю, как к вам прийти; то вы государя блюдетеся». И отойдет от них; и нейдет к ним день или два; по дни жь, по другом, к двору жь к ним нейдет и стережет их, как пойдут на реку по воду или платья мыти. Баба же пойдет, рекше, мимо; оне же ее скличут и молвят ей: «О чем к нам не бывала и ни принесла, что хотела принести?» Баба же к ним удивится вельми и молвит: «Вчера и третьево дни была есми у тое и у тое жены добрые, – и мужа имя скажет; и у них был пир; и она, кормилица, меня не отпустила; и почесала семи у нее с ее служками и девками; а тамо есмь и не поспела ходити; меня жалуют многие жены добрые». И оне жь ей молвят: «Принеси же к нам!» – и с запрещением великим… Да не плету много! Сими делы бабы опознаваются с женками и с девками служащими. И начнет с ними отай баба, с нею же опознаваются, невозбранно стояти и говорити, на реке и встречу. Аще и государь осмотрит, – оне же с женой, а не с мужчиною стоят. И потом начнет к ним и ко двору приходити; оне же опознавают ее и с государынею своею. Горе мне! Вся есми прельщени от общего врага дьявола; нашим оружием побеждени бываем. Дерзну рещи: блаженная Феодора Александрийская не от жены ли прельщена, ложе мужа своего не сохрани? («Домострой», глава 22, стр. 35).
Читать дальше