Бойцы и сами уже все поняли. Опустились на корточки и начали собирать с пола следы недавней потасовки и обрывки ее результатов.
Мы разбираем себе каждый по «подопечному» и начинаем «придавать ускорения»:
– Ты че нерезкий такой! Резче шуршим, тело!
Около моих сапог, передвигаясь на корточках, собирает мусор низкорослый, щуплый паренек. Какой-то прямо подросток совсем.
Покорный и бессловесный.
Меня даже как-то удивляет его покорность.
И даже где-то раздражает…
Но еще больше раздражает, что наши-то все уже на свободе, а я тут за ними говно подбираю! Хотя сам-то в раскулачивании участия не принимал.
И вот все это раздражение вкладываю в несильный, но концентрированный пинок:
– Резче давай, тело!
В этот момент мальчишечка оборачивается ко мне, не вставая с корточек…
…и я сначала вижу его саперные эмблемы…
…а потом медаль «За отвагу!»…
…и нашивку за ранение…
Твою мать…
Меня как током пробило. Что ж я творю-то?
Мы ж, считай, на гражданке уже!
А это все там осталось, там!
«Шнуры» – «дембеля», «солдаты-шакалы», «десантура-соляра».
И я ж ведь знаю, что за работа у саперов, что за война.
И он, как и я там, каждый день….
Это я додумываю, уже сидя рядом с ним на корточках.
В четыре руки мы быстро дособираем оставшийся мусор.
Наши парни смотрят на меня удивленно, но не вмешиваются.
Забираем у пилотов наши военные билеты. Выходим из самолета.
Я не прошу у него прощения – не могу так быстро перестроиться.
Я вообще не могу найти в себе сил ему что-то сказать.
Стыдно мне, блин, стыдно…
Вот так я и оказался наконец дома. Так вернулся из Афгана.
Я так рвался сюда. Я так рвался оттуда.
И не мог себе представить, что Афган не отпустит никогда.
Именно этот, не всегда ко мне добрый и справедливый, этот пропитанный кровью и болью, враждебный и непонятный Афган…
Афган, который неласково меня встретил и недобро проводил.
Вот этот непридуманный Афган заполнит собой все…
Станет паролем и отзывом для большинства из нас.
Для тех, кто так неистово мечтали уехать и забыть его навсегда…
Он всю жизнь будет тянуть к себе…
И не давать покоя, грызть изнутри.
Рваться наружу…
И прорвется наконец, выплеснется в эти рассказы.
В непридуманные истории о моем Афгане.
Спасибо, что вы прожили их вместе со мной.
Война до крайности обостряет все то, с чем каждый сталкивается и в «обычной» жизни: страх, отвагу, подлость, порядочность, великодушие и мелочность. «Вытаскивает» все самое светлое и самое смрадное, что есть в каждом из нас.
Война – это концентрат жизни… точнее – концентрат смерти. Увидев смерть, начинаешь по-другому воспринимать жизнь…
И именно потому, что на войне концентрация смерти столь неестественно высока для «нормальной» жизни, там и возникает некое особое состояние души. Оно не может не возникать, когда каждый день рядом с тобой гибнут люди и в любой момент можешь умереть ты. Смерть постоянно присутствует в «подразумеваемом» списке повседневных и насущных жизненных «альтернатив». Ты не можешь думать о ней постоянно (и не должен – иначе с ума сойдешь), но в какой-то момент ты привыкаешь, сживаешься с мыслью о том, что каждый день может стать последним.
Но, видимо, такова человеческая природа, что чем более реальна и осязаема возможность смерти, тем выше концентрация жизни. На войне, бывает, за день, а то и за час, ты можешь прожить столько, сколько в мирной жизни и за год не проживешь. За считаные минуты узнаешь, понимаешь о себе столько, что, может, и не узнал бы, не понял бы и за всю жизнь…
Так что может быть совсем не случайно и совсем не только из-за «пенсии» считают на войне день за три. Это ведь он для выслуги – один за три, а для жизни – бывает и за 33…
Возможно, еще и поэтому после Афгана мы уже никогда не будем собою прежними. Более того, между нами и окружающими проляжет множество невидимых границ. Даже слова многие будем понимать по-разному.
Для одних «Афган» – прежде всего порода собак…
А «зеленка» – это мазь от порезов и ссадин…
А «чесать» – это спину…
А «операция» – это про докторов…
А «магазин» – это супермаркет…
А «лифчик» – это белье…
А «бурбухайка», «бача», «бакшиш» и «шурави» – тарабарщина…
И им часто бывает не понять тех, кто в Афгане в набитом магазинами «лифчике» чесал «зеленку» во время армейской операции.
Как не всегда понятны они сами тем, кто «бача» говорит друг другу, «бурбухайка» – про машину, а «бакшиш» – про подарок…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу