Валентин Иванов: Маршал М. Н. Тухачевский

Под влиянием свободомыслия, господствовавшего в семье, и знания крестьянской жизни в Михаиле закладывались семена неверия в справедливость существовавшего в России самодержавпого строя, в «божественность» царской персоны. Очевидно, это пошло от отца, убежденного атеиста, не страдавшего «дворянской спесью».

О свободомыслии юного Тухачевского рассказывает в своих воспоминаниях старый большевик Николай Николаевич Кулябко 1. Музыкант по профессии, он познакомился с Тухачевским еще до первой мировой войны по совету своего учителя профессора Н. С. Жиляева. И на всю жизнь остался другом Михаила Николаевича. Первые симпатии и внимание к Михаилу привлек услышанный разговор братьев Тухачевских о посещении Кремлевского дворца, где должны были присутствовать «августейшие особы». Михаил, бывший в то время юнкером, не поддержал рвения братьев и ответил на их предложение пойти в Кремль отказом.

Наблюдательность и живой ум Михаила, жизненная активность и склонность к анализу позволили ему глубже многих сверстников проникнуть в суть человеческих отношений, разобраться в том, что справедливо и что не справедливо. Бурная общественно-политическая жизпь России давала богатую пищу для размышлений. Но осо-бенпо благотворное влияпие на развитие политических взглядов Тухачевского оказало зпакомство с Н. Н. Ку-лябко. При первых же встречах с Михаилом большевика удивляло не только его неуважительное отношение к царской особе, по и раздумья о происходивших в России революционных событиях. «Будущая опора трона», как не без предубеждения думал поначалу Кулябко о Михаиле, проявлял живой интерес к революции 1905 года, к общественной жизни России. По утверждению Кулябко, вскоре оп окончательно убедился, что Михаил — «юноша серьезный, думающий, отнюдь не разделяющий верноподданнических взглядов, характерных для большинства кадетов и юнкеров.

<...> Михаил не скрывал своего критического отношения к самодержавию и так называемому «высшему обществу» *.

Начавшаяся первая мировая война окончательно убедила Михаила Николаевича в гнилости политического строя царской России. Находясь с первых дней войны па фронте, он увидел, что и любимое детище царизма — армия была не тем, за что ее выдавали. Она оказалась неподготовленной к боевым действиям. Генералы не умели руководить современными операциями, а тыл был не в состоянии обеспечить фронт боеприпасами и вооружением. С болыо смотрел молодой офицер, как отважные русские солдаты могли зачастую противопоставить первоклассно оснащенной германской армии только свою готовность умереть за родину. Видел и раболепное стремление царя подчинить боевые действия русской армии в первую очередь интересам богатых союзников по Антанте, часто в ущерб стратегической целесообразности и собственным интересам России. За все это расплачивались кровью солдаты и офицеры.

За два с половиной года плена у Михаила Николаевича было время обо всем подумать, во многом разобраться, особенно с помощью большевиков. И он пришел к твердому убеждению, что солдаты, как и он сам, шли па смерть за родину, но пе за царя. Генерал-лейтенант А. В. Благодатов, бывший в те далекие годы вместе с Тухачевским в плену, рассказывает в своих воспоминаниях, как офицер из богатых помещиков Леонтьев жаловался ему, что Михаил Николаевич защищает «взбунтовавшуюся чернь», высказывает мнение, что аемля должна принадлежать тем, кто на ней работает. Другой товарищ по плену — Гойе де Мейзерак вспоминает высказывание Михаила Николаевича о том, что если Ленин окажется способным избавить Россию от хлама старых предрассудков и поможет ей стать независимой, свободной державой, то он, Тухачевский, пойдет эа Лениным 1.

Можно полагать, что уже в плену М. Н. Тухачевский нришел к решению связать свою судьбу с народом и рвался на родину, чтобы на месте окончательно разобраться в происходящих событиях и сделать последний шаг. Ему удалось осуществить свое решение. Он бежал ив плена, когда, казалось, на побег не оставалось уже никакой надежды.

После случая с де Мейвераком лагерный режим Ин-голыптадта еще более ужесточился. И все-таки Михаил Николаевич не отказался от мысли о побеге. Не в его характере было оставаться сторонним свидетелем столь важных событий, которые происходили в России. В то время народ уже сверг царя. В лагерь проникали волнующие вести о революционных преобразованиях. Сочувствие революции, неудержимое стремление быть со своим народом заставило пренебречь всеми опасностями и рискнуть еще раз.