Андрей Зиначев - Живые, пойте о нас!

Не вернулся и командир.

Десантные отряды моряков неоднократно высылались в тыл противника. Везде и всюду они проявляли чудеса храбрости и высоко держали честь и достоинство советского Военно-Морского Флота» [7] Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. М., АПИ, 1970, стр. 315. .

С того времени, когда с нашей повестью познакомились ее первые читатели, прошло пять лет. Это были годы поисков новых достоверных свидетельств.

Авторы преднамеренно оставили тогда за собой право считать заключительную главу повести не последней.

Многочисленные читательские конференции, письма, полученные из далеких и близких городов и сел, укрепили нас в этом решении. То, о чем рассказываем мы в этой главе, тоже не конец, а продолжение истории десанта. Ведь и годовщина тридцатилетия подвига моряков, привлекшая к себе внимание тысяч благодарных людей, становится теперь историей.

Мы хотим снова позвать вас за собой в петергофские парки.

Как чудесен Петродворец осенью! Его золотые статуи уже спрятаны на зиму в деревянные футляры. Лишь Самсон и бронзовый Петр да еще драконы на вершине «Шахматной горы» открыты взору.

Золото не только на могучем торсе Самсона и куполах дворцовой церковки и флигеля под гербом. Золото в осенней листве, шуршащей под ногами, устилающей склоны и дорожки парков, — желтое и бледно-розовое, оранжевое и цвета старого дуба. И есть в нем еще один оттенок — багровый. Так пылают листья, упавшие с кленов. И кажется, это следы матросской крови, когда-то пролитой здесь.

Внезапно нам почудилось, что где-то рядом, по тем же аллеям у моря, идет женщина с зачесанными назад седыми волосами — мать одного из тех, кто здесь погиб.

«Как хотелось бы мне повидать вас, услышать все, что вы знаете о Вадиме, хотелось бы побывать на месте, где он погиб. Но теперь это невозможно не только по возрасту и по здоровью, — это еще можно было бы преодолеть. Но на мне лежит забота о маленьком Вадимке, которому я должна дать хотя бы маленький задаток на будущее. Этот малыш как-то особенно дорог, и ему принадлежат мои оставшиеся годы».

Так писала друзьям в Петродворец Александра Николаевна Федорова, мать Вадима.

Мы знаем, она и сегодня думает о том же.

«Вера в победу, даже в самые тяжелые годы войны, была в сердцах наших воинов, и они творили чудеса мужества. Теперь очередь другого поколения с такой же верой мужественно преодолевать трудности на пути к конечной цели, к коммунизму».

Пусть подрастает Вадимка, внук Федорова. Пусть растут счастливо дети Павла Добрынина. Пусть никогда не повторится с ними то, что выпало на долю их дедам и отцам.

Тридцать лет хранила жена полковника Ворожилова листок со страшными словами: «Ваш муж пропал без вести…» И рос его сын Юлий, стремившийся продолжить путь отца. Он стал военным моряком.

Юлий Андреевич не смог приехать в Петродворец в тридцатую годовщину десанта.

«После гибели отца, — рассказал он в письме, адресованном авторам книги, — я принял эстафету, о которой говорит в предисловии адмирал Гришанов. В ноябре 1941 года я надел военную форму, а с лета 1943 года служил на кораблях 12-го дивизиона «морских охотников»… Потом я ушел из Кронштадта, был в боях. И волею судьбы участвовал в высадке морского десанта в феврале 1944 года под Нарвой.

Я понял, каким мужеством должны обладать десантники, чтобы не дрогнуть под огнем врага. Моим девизом была месть за погибшего отца. А потом наш дивизион сражался до Дня Победы.

У меня растет сын — третье поколение Ворожиловых, — который готовится к морской службе, подобно его отцу и деду.

Двадцать лет прослужил я на Тихоокеанском флоте. В 1971 году переведен в Одесское высшее инженерное морское училище преподавателем…»

Сыновья петергофских десантников верны делу своих отцов!

Мы продолжали свой путь по Петродворцу. Теперь мы были уже не одни со своими воспоминаниями. Их разделяли с нами и другие люди.

Нас встречали молодые и старые деревья, встречали и провожали шумом листвы. Деревья, пережившие войну, первыми сбрасывают листья. Их верхушки срезаны огнем, в шершавой коричневой и серой коре змеятся осколочные шрамы. Если бы им, как ветеранам, давать нашивки за ранения, каждое такое дерево запестрело бы багряными полосками.

А молодые деревья, по жилам которых свободно течет подводимым корнями земной сок, не обронили еще алых и темно-зеленых листьев…

Парк жил. И думал свою вековечную думу, сберегал еще не раскрытые тайны.