Грегуар Шамаю - Теория дрона

При республиканском типе правления дела обстоят иначе, так как «для решения вопроса, быть войне или нет, требуется согласие граждан, то вполне естественно, что они хорошенько подумают, прежде чем начать столь скверную игру, ведь все тяготы войны им придется взять на себя» 450. Как только цена принятых решений ложится на того, кто их принимает, интерес подталкивает его к осторожности. В этом заключается своего рода хитрость пацифистского разума: уважая фундаментальные принципы политического права, ратуя за республику, мы тем самым запускаем механизм принятия решений, который стремится, в соответствии с правилами своих расчетов, ограничить войну и постепенно вообще ее упразднить. Принцип умеренности, который политэкономия пыталась навязать военному суверенитету извне, оказывается механическим образом приспособлен к способу ее функционирования. То, что Кант называл республикой, а мы сегодня несколько поспешно называем «демократией», должно обладать этим достоинством, то есть быть политическим режимом, по определению стремящимся к миру.

Совсем неслучайно этот текст был заново открыт американской политической наукой в девяностые годы. Из него выводится, несмотря на кровавые уроки XX века (начиная с Первой мировой войны), оптимистическая теория «демократического пацифизма». Идеи кенигсбергского немца переводятся на более привычный язык экономической теории рационального выбора: тогда как диктатор может подвергнуть экстернализации издержки от войны, при этом получая от нее выгоды, граждане демократического государства, в соответствии со своими расчетами, должны учитывать как издержки, так и прибыль. Так как интернализация человеческих и фискальных издержек войны для граждан-избирателей косвенно отражается на электоральных издержках для политических руководителей, то демократии стремятся избегать обращения к военной силе вплоть до того, чтобы полностью от нее отказаться, за исключением обстоятельств непреодолимой силы.

Современные американские политологи с удивлением обнаружили у философа XVIII века нечто похожее на правдоподобное объяснение положения дел после Вьетнама. Всегда можно сказать, что раз США являются воплощением демократии или того, что Кант называл республикой, то совсем неудивительно, что для осуществления пророчества из всех стран на планете была выбрана именно эта.

Но там, где немецкий философ рассчитывал найти повод для определенных надежд, иным видится причина для беспокойства. Мадлен Олбрайт, которая была в свое время крайне раздражена из-за колебаний Пентагона по поводу применения наземных сил в Боснии, язвительно спросила Колина Пауэлла: «Зачем нам нужна вся эта впечатляющая военная мощь, если мы никак не можем ею воспользоваться?» 451

Демократия, как считалось, в конце концов свяжет армию по рукам и ногам. Необходимо было найти срочный выход.

К счастью, гипотеза Канта не предусматривала одного сценария: что на самом деле произойдет, если будет найден способ заменить солдат-граждан другими орудиями войны? Эта непредусмотренная возможность была сохранением путем замены.

Что-то подобное уже пробовали, прибегая к весьма рудиментарным средствам в конце XIX века. Гобсон, этот великий трубадур британского колониализма, еще в 1902 году объяснял, каким образом парламентские и колониальные режимы могли бы избавиться от издержек «дилемм милитаризма». Вместо того чтобы жертвовать жизнями граждан во имя империи, для защиты будет достаточно ее расширить или всего лишь подавлять восстания, которые попытаются сбросить ее ярмо, поручив грязную работу силам туземцев. Положившись на «храбрых индусов», британские народные массы могли избежать всех трудностей, связанных с призывом. Таким образом «новый империализм», возложив эту работу на плечи «низших рас» империи, достигал классового компромисса в пределах метрополии. Что давало ему дополнительное преимущество и позволяло избежать какого бы то ни было риска внутренних протестов против колониальных авантюр.

Но, как предупреждал Гобсон, одновременно с этим возникала политическая опасность иного рода: «Хотя для населения метрополии бремя милитаризма облегчается, риски войны возрастали, потому что войны становятся более частыми и все более варварскими, когда от них не зависят британские жизни» 452. Одним словом, как несколькими годами ранее заявил Лорд Солсбери, Индия, несомненно, может послужить Великобритании в качестве «английской казармы в восточных морях, из которых можно получить необходимое количество войск, нисколько не заботясь о цене». Но это была довольно скверная политика, поскольку никто не мог воспротивиться «искушению вести маленькие войны, которые могут быть под контролем только в том случае, когда существует необходимость платить за них определенную цену» 453.