Дональд Томпсон - Оранжевая собака из воздушных шаров. Дутые сенсации и подлинные шедевры - что и как на рынке современного искусства

Когда моя подруга Кирстен прочла об упражнениях, она воскликнула: «Ни один человек никогда в жизни не будет этого делать!» Но если вы вкладываете миллионы долларов в доходную собственность или приобретаете акции в рамках первоначального публичного предложения, вы не будете столь надменны и посвятите немало времени аналогичному анализу. Разве инвестиции в искусство не стоят тех же усилий?

Возможно, Кирстен права. В таком случае опустите руки и не тратьте силы на оценку неопределенности и риска. Призовите на помощь эвристику, ускоряющую и упрощающую вынесение суждений. Избегайте сложных вопросов, ищите ответы на простые. Спросите себя: «Слышал ли я о ком-то, кто потерял деньги на приобретении предметов искусства из-за рисков, очень маловероятных на арт-рынке?» Если нет, сделайте глубокий вдох и купите себе картину. Но здесь стоит учесть, что огромное количество менеджеров (в том числе мои бывшие студенты) склонны именно к такому образу действий, объясняющемуся, по-видимому, бесконечным оптимизмом, который приводит компании к слияниям и поглощениям.

Мы далеко не первые люди на земле, гадающие на тему инвестиций в искусство. Вспомним историю Томаса Холлоуэя, основателя компании «Пилюли и мази Холлоуэя». Холлоуэй был миллионером, с нуля заработавшим состояние, и знаменитым филантропом Викторианской эпохи. В 1882 году по совету хранителя художественной коллекции королевы Виктории он приобрел за 6615 фунтов стерлингов – невероятную по тем временам сумму денег – картину Эдвина Лонга «Вавилонский рынок невест» (1875; см. ил. 17). Никто и никогда до того не оценивал более щедро работу английского художника. На картине изображены юные ассирийки, которых продают на аукционе в качестве невест, – история, описанная у Геродота в «Истории» (книга I). Холлоуэй рассматривал возможность, но затем отказался от приобретения работ двух других прославленных художников того времени – Жюля Бретона и Людвига Кнауса.

В следующем году, накануне кончины Холлоуэя, было решено перепродать картину Лонга, однако лучшим предложением, которое получил продавец, стали 2,5 тысячи фунтов. После смерти Холлоуэя было предпринято еще несколько попыток продать картину, но все они закончились неудачей. «Рынок невест» и теперь хранится в основанном Томасом Холлоуэем Королевском колледже Холлоуэя.

Работа Эдвина Лонга в наше время практически никому не известна, даже несмотря на то, что несколько его полотен хранятся в Национальной галерее в Лондоне. Жюль Бретон и Людвиг Кнаус чуть более знамениты.

Все, о чем вы прочли в этой книге, известно мне из личного опыта, в результате моих собственных приключений в современном арт-мире, из бесед с его непосредственными участниками и всевозможных прочих источников. Некоторые из пересказанных мной анекдотических случаев и приведенные здесь оценки той или иной ситуации я слышал от кого-то одного. Иногда, когда я пытался найти подтверждение слухам у какого-либо дилера или сотрудника аукционного дома, все прочие мои респонденты дружно соглашались, что рассказанное «очень похоже на правду». Учитывая особенности функционирования арт-мира, часто это означало, что известная им версия событий просто-напросто происходила из того же источника, что и моя. Даже материал, подтвержденный бесчисленными ссылками в арт-мире, может оказаться всего лишь городской легендой. Можете считать анекдотические случаи, описанные в моей книге, легендами, но эти легенды великолепно отражают привычную реальность современного мира искусства. К тексту я не даю никаких дополнительных комментариев (за исключением затекстовых примечаний со ссылками на источники цитат), поскольку эта книга задумывалась скорее как занимательное путешествие по лабиринтам удивительного мира современного искусства высшего ранга, а не как детально откомментированный научный текст.

Далее следуют два дисклеймера, с которыми, можете считать, я официально снимаю с себя всякую ответственность. Первый из них – это цитата, ее автор экономист Тим Харфорд, и она идеально применима к моей книге. «Видеть мир глазами экономиста примерно то же, что видеть его при помощи ушей летучей мыши. Мы замечаем многое из того, что пропускают другие, и не замечаем того, что для других очевидно» [117].

Второй дисклеймер – известная журналистская максима, что писатель – даже если он не писатель, а экономист – никогда не должен быть частью истории. Художники, коллекционеры, дилеры и аукционы были выбраны мной по принципу наиболее наглядной и яркой демонстрации специфики арт-рынка. В некоторых случаях я был частью истории. Иногда я предлагал герою истории прочесть написанное и внести в текст любые поправки, изменения и дополнения.