Комментаторы выражают обеспокоенность, что принадлежность сокровищ культуры тому или иному владельцу определяется главным образом таким непредсказуемым и нестабильным фактором, как международное распределение богатств. Возможно, так оно и есть, но это не что иное, как главный принцип функционирования арт-мира. Влиятельность на национальном или международном уровне определяет возможность и готовность участвовать в торгах, повышая ставку до тех пор, пока не остается конкурентов.
Шейха Аль-Маясса – четырнадцатый ребенок шейха Хамада бин Халифа Аль Тани. В 2005 году она окончила бакалавриат Университета Дьюка по специальностям политология и литература. В рамках обучения она прослушала семестр в Сорбонне. Так же как и ее супруг шейх Джассим бин Абдула Азиз Аль Тани, прежде чем вернуться в Катар, шейха Аль-Маясса окончила аспирантуру Колумбийского университета. И хотя шейха никогда не изучала историю искусств в учебных заведениях, все, кто знаком с ней лично, признают, что благодаря самообразованию она прекрасно ориентируется в этой области.
В 2012 году в интервью New York Times шейха выразила надежду, что новая музейная политика Катара поможет изменить как сложившийся на Западе образ мусульманского общества, так и восприятие западного мира ее соотечественниками. Шейха надеется, по ее собственным словам, «подтолкнуть» наиболее консервативные элементы катарского общества к современной художественной жизни. «Это замечательный повод чествовать западное искусство в нашей части мира. Мы должны принимать, отдавать должное и, да, учиться у других культур» [110].
Смелость, которую демонстрируют музеи Катара, подчас может показаться неожиданной представителям западного мира, учитывая стереотипные представления о мусульманском Востоке. В 2013 году в честь открытия нового медицинского учреждения в Дохе шейха устроила выставку, названную «Чудесное путешествие». Перед Центром здоровья матери и ребенка разместились четырнадцать бронзовых скульптур работы Дэмиена Хёрста, представляющие развитие эмбриона человека от оплодотворения яйцеклетки до рождения. Последняя скульптура – это анатомически корректное изображение готового к появлению на свет младенца мужского пола.
Можно предположить, что изображение обнаженного женского тела – абсолютное табу для искусства на Ближнем Востоке. Однако, по словам шейхи, для художников, выставляющихся в Дохе, нет никаких ограничений – в том числе и запрета на демонстрацию произведений с обнаженной натурой. Однако как минимум однажды ей пришлось отступить от этого правила. После того как руководство музеев Катара отказалось организовывать выставку древнегреческих скульптур обнаженных богов и героев, экспонаты, уже доставленные в Катар, были возвращены в Афины. Жан-Поль Инглен выразил возмущение этой историей: «Это иная культура, ориентированная на семейные ценности; неверно действовать силой: лучше привлекать людей на свою сторону, чем отталкивать их» [111].
Соперники шейхи в гонке за громкими приобретениями – два новых музея на острове Саадият в Абу-Даби: Музей Гуггенхайма Абу-Даби, здание которого спроектировал Фрэнк Гери и Лувр Абу-Даби, спроектированный «Норман Фостер и партнеры». По состоянию на 2016 год строительство Музея Гуггенхайма было заморожено на три года, однако его планируется возобновить. Причина столь напряженного соревнования между музеями в том, что каждый эмират мечтает стать обладателем единственного значимого музея – центра притяжения «большого искусства» в этой части мира.
По решению правительства в настоящий момент темпы закупок предметов искусства в Абу-Даби снижены, проводится политика «размеренных» закупок – медленных, проще говоря. Это случилось после того, как музейное руководство сочло приобретения шейха безответственными и опрометчивыми, а цены, которые он платил за произведения, – завышенными. Сейчас проводится проверка, для которой собрана комиссия из иностранных кураторов и представителей правительства Абу-Даби. Процесс проверки затянулся, и несколько дилеров уже предпочли найти другого покупателя вместо того, чтобы долгие месяцы ждать вердикта комиссии.
В Катаре, напротив, решения принимаются стремительно. Катар приобрел немало работ, которые могли бы быть предложены Абу-Даби в случае их отказа, и как минимум одну из тех, которую хотел приобрести Абу-Даби, – но сделка сорвалась. Вместо этого Абу-Даби договаривается о предоставлении произведений для долгосрочного экспонирования. Например, в 2015 году была достигнута договоренность с Британским музеем, в результате которой в Абу-Даби на пять лет отправились пятьсот его экспонатов (что взамен предложил Абу-Даби – неизвестно). Методы, которыми действует шейха, беспрецедентны. Обычно новые музеи возникают естественным образом, вырастая из фондов, художественных объединений, собраний частных коллекционеров, кураторов и коммерческих галерей. Катар действует ровно противоположным образом. Местное профессиональное сообщество составляют считаные единицы художников, опытных кураторов, арт-дилеров и коллекционеров. Поэтому музей в Катаре – «сам по себе», и достичь безоговорочного признания обществом для него оказывается непростой задачей. В 2014 году Арабский музей современного искусства посетило в среднем 1450 человек – меньше сотни человек в день. Половина от этого числа посетителей – иностранцы.
Читать дальше