Музей Уитни, наверное, занимает в общественном сознании третью позицию вслед за Метрополитен-музеем и MoMA. Этот музей был основан в 1930 году как конкурент Метрополитен-музея. В том самом году Метрополитен отверг предложение Гертруды Вандербильт-Уитни передать музею пятьсот работ из ее коллекции, к дару прилагалось еще и денежное пожертвование. Вместо этого деньги пошли на расширение студии Уитни в Гринвич-Виллидж, которая превратилась в музей, где и разместили отвергнутые работы. Конечным итогом стало здание Уитни на Медисон-авеню площадью 2800 квадратных метров, строительство которого завершилось в 1966 году. В 1980-е годы было предпринято несколько попыток расширить музей по проектам Ренцо Пьяно и Рема Колхаса, но все усилия пошли насмарку из-за вмешательства владельцев соседних зданий, обладавших серьезными связями.
2014 год Музей Уитни завершил самой посещаемой выставкой за всю свою историю – ретроспективой Джеффа Кунса, речь о которой шла в пятой главе. После этой выставки музей закрылся для подготовки к переезду в Челси. Все время, пока Музей Уитни не работал, ему все равно приходилось привлекать к себе внимание, чтобы оставаться в первой тройке.
Многие музеи используют нейтральное оформление интерьера, «белый куб», чтобы все внимание зрителей было сосредоточено на произведениях. Архитектура нового Уитни радикальна, это попытка привлечь посетителей и поразить воображение дарителей с помощью здания, которое само по себе является достопримечательностью. На каждую статью про выставку-открытие нового здания приходилось по десять текстов про архитектуру и дизайн интерьеров. После открытия музей стал и дальше эксплуатировать «эффект Бильбао», названный так в связи со зданием Музея Гуггенхайма в Испании, спроектированным Фрэнком Гери, – когда большинство посетителей приходят, чтобы посмотреть на здание, а не на экспонаты.
Леонард Лаудер пожертвовал 131 миллион долларов на новое здание Уитни с условием, что Уитни не продаст старое здание, но сдаст его в аренду (передача коллекции Метрополитен-музею – отдельная история). В прошлом Лаудер не раз передавал в дар Музею Уитни произведения искусства. В 2016 году музей объявил, что имя Лаудера украсит новое здание Уитни.
Музей Гуггенхайма напрямую в соревновании нью-йоркских музеев не участвует, за исключением сенсационных шоу, вроде выставки Кристофера Вула в 2014 году. Признание и финансовую поддержку Гуггенхайм ищет, реализуя свою прежнюю стратегию – открывает новый филиал в Абу-Даби и планирует открыть Гуггенхайм-Хельсинки.
Что даст возможность конкурировать институциям вроде Бруклинского музея искусств? Арнольд Леман стал его директором в 1997 году. Тогда музей занимал довольно скромное место среди нью-йоркских собраний, до первой четверки ему было далеко. Коллекция египетского искусства – вот главное (а для многих единственное), чем был известен Бруклинский музей.
Первая задача, которую необходимо было решить Леману, – каким-то образом обеспечить громкий промоушен и увеличить поток посетителей, охватывая более широкую аудиторию. После чего можно было заняться привлечением спонсоров. Одним из путей решения проблемы была инклюзивность – тогда многие учреждения культуры повторяли это слово, точно мантру. Чтобы стать «инклюзивным», музею надо было побороть стереотипы, присущие всем главным музеям, – западное искусство, белые посетители, отсутствие работ, созданных женщинами.
По словам Лемана, когда он начал работать в Бруклинском музее, меньши́нства составляли треть населения США и 40 процентов населения Бруклина, но среди посетителей музея представителей меньшинств было всего от 17 до 20 процентов. Средний возраст посетителей превышал пятьдесят лет. В 2015 году посетители с небелым цветом кожи составляли уже 45 процентов (в Большом Нью-Йорке небелыми себя считают 65 процентов населения), а средний возраст упал до тридцати пяти. Как считает Леман, на тот момент Бруклинский музей сумел собрать самую разнообразную музейную аудиторию в стране.
Одним из первых мероприятий по ребрендингу музея стало решение сделать здание более приветливым. В старом Бруклинском музее было пять гигантских бронзовых дверей. Чтобы войти в музей, надо было подняться по высокой лестнице на уровень четвертого этажа. Концепция, по словам Лемана, заключалась в том, что посетитель «восходил» к искусству. А его супруге вход в музей напоминал правительственное здание на Садовом кольце в Москве [92].
Читать дальше