На крышу 25-этажного здания топали пешком. Вместе со съёмочной и музыкальной группами высоту осваивала юная Аня Матвеева — знаменитая ныне писательница.
Кадр из фильма «Сон в красном тереме», 1989
Оставалось только снять красивый вид из летящей над городом бадьи. Но на пути полёта фантазии встал инженер по технике безопасности стройки — он прекрасно понимал, что такой полёт может закончиться падением бадьи, и ясно представлял, что останется от съёмочной группы и что потом будет с ним. Тогда неугомонные киношники поместили включённую камеру в крепко сколоченный ящик и прикрепили его к тому же самому крюку. Кран поднял ящик и начал поворачиваться над крышей. «Чайфы» еле увернулись от летящей по огромной амплитуде камеры. Эти кадры можно увидеть — они вошли в сохранившийся первоначальный вариант финальных титров фильма. Посмотрев их, Котельников представил себя на месте этой камеры и мысленно поблагодарил специалиста по ТБ. Но отказываться от замысла красивого кадра было не в его привычках. Чтобы снять панораму, оставался один вариант — самому залезть на стрелу крана. На студии ему переквалифицироваться в верхолаза строжайше запретили и были правы — такое сумасшествие никто из руководителей стройки бы не разрешил. Кирилл понурил голову и… пошёл договариваться непосредственно с крановщицей…
Договорились, что она пустит киношников на стрелу в конце рабочей смены, когда начальства на площадке не будет. Женщина явно шла на должностное преступление, но в те годы волшебное слово «кино» не только открывало любые двери, но и лишало людей чувства самосохранения. Похоже, что его лишился полностью и Котельников. Поднявшись на кран (слава богу, на подъёмнике), он с тяжеленной камерой пополз по стреле. Времени было в обрез, пока полз, сумерки сгущались. С крыши на котельниковскую акробатику с ужасом смотрел Шахрин: «Когда я увидел, как он ползет по этим железкам с тяжёлой кинокамерой в руках, я понял, что ему дико страшно видеть внизу пустоту в 25 этажей. Когда кран стоял неподвижно — ещё ладно, но когда стрела дёрнулась и поехала…» Съёмка вроде бы удалась, но после проявки результат Кириллу не понравился — видны подсвеченная крыша, Шахрин, Бегунов, Аня, а ожидавшихся красот нет, сразу за крышей начинается тьма.
Пришлось договариваться с крановщицей ещё на один дубль. Во время обеденного перерыва. В этот раз смог прийти только Бегунов, которому пришлось отдуваться за всех. Зато на стрелу Кирилл полз вместе с ассистентом Горнаковым. В этот раз панорама получилась гораздо лучше, но снимать её было гораздо страшнее. «Когда внизу темнота, то высота меньше ощущается, а в этот раз мы хапнули эмоций, — говорит режиссёр-верхолаз. — Я прекрасно понимаю, что смотреть на нас с крыши оба раза было жутковато. Я вообще боюсь высоты. Но в тот раз придумал способ борьбы со страхом — старался смотреть вниз только через объектив камеры, казалось не так ужасно. Отсняв пару дублей, мы освоились — сели, спустив ноги, закурили. Смотрим — мчится машина со студии, видимо, кто-то стукнул. Начались разборки, да ещё всплыло, что я ползал по стреле не один раз, а два. Но кадры получились такими впечатляющими, что все успокоились — победителей не судят». Клип «Лучший город Европы» стал эмоциональным пиком всего фильма.
«Сон в красном тереме» был важной вехой и в истории всего свердловского рока, и в истории «Чайфа». «Когда фильм вышел, я был немного разочарован, — говорит Шахрин. — Мне показалось, что это полный дерибас: захватывающего сюжета нет, съёмки дешёвые, никаких откровений я для себя не услышал. Но, когда прошло время, понял, что если бы этого фильма не было, то случилась бы просто катастрофа. И дело даже не в том, что в нём собрана куча уникальных видеоматериалов. Фильм уловил атмосферу межсезонья — политического, государственного, музыкального, — излома, когда любительская музыка уже кончилась, а шоу-бизнес ещё не начался. Этот перелом ощущается во всём — в одежде, в поведении, в глазах, которые ещё не потухли, но горят уже не так, как раньше. Во всём сквозит непонимание: что дальше? Эпоха первых фестивалей прошла, а что дальше? С каждым прошедшим годом этот фильм приобретает всё более исторический характер».
Покончив с кино, пора было возвращаться к музыке, сколачивать новый «Чайф». Армейского дружка Шахрина, на которого тот имел виды, звали Валера Северин. Он был родом из шахтёрского края на севере Свердловской области. Свою музыкальную карьеру Валера чуть не начал подобно двум Вовам — попросил родителей отдать его играть на скрипке, но получил отказ: «Они же не знали, что у меня такие таланты». С горя юный северянин Северин ударился в бокс. Но от музыкальной судьбы так просто не уйдёшь. В секции познакомился с парнем, старший брат которого играл в местном ансамбле: «Я стал ходить на репетиции — и в один прекрасный момент у них заболел клавишник, который пел „Шизгару“. Пришлось спеть за него, и народу это понравилось. В 15 лет я начал играть на гитаре и немножко на клавишных на танцах, поздно приходил домой, у меня появилась девушка 19-ти лет… И с отцом начались проблемы: один раз мы даже с ним почти подрались».
Читать дальше