Дмитрий Карасюк - Чайф. Рок-н-ролл это мы! Семейная сага.

Изменения в судьбе Бегунова не сопровождались таким шумом, хотя тоже отдавали политикой. Он покинул передовые ряды КПСС и сменил службу в милиции на более мирную профессию. «Партия у нас совершенно безбожно грабит людей. Я в период сдачи партбилета посмотрел, сколько примерно денег отдал за эти годы — у-у! кошмар! — просто взял и отдал кому-то, непонятно кому и за что. Я по разным парторганизациям потусовался, на учёт не вставал, а потом просто взял и написал заявление. Можно было перед уходом сделать политический выпад, крикнуть что-нибудь вроде „А-а, шакалы!“, но зачем это всё надо? И так подобных акций хватало» — рассказывал беспартийный Бегунов в 1989 году.

Уйти из милиции оказалось гораздо труднее, чем от коммунистов. У старшего сержанта Бегунова кончился пятилетний контракт, и он уже считал себя лицом гражданским. Как и положено такому лицу, на календарь он обращал мало внимания. И случайно переработал лишний месяц. Милицейское руководство, поощряя такое рвение, автоматически продлило контракт ещё на два года и наотрез отказалось увольнять столь ценного кадра. Бегунов начал психическую атаку на командование. Он отпустил бороду, построил из форменных брюк галифе и в таком партизанском виде патрулировал улицу Свердлова. Старушки уже не просили у него помощи — карабасоподобный милиционер казался им страшнее хулиганов. Но и начальство пошло на принцип и вольную Бегунову не выписывало. По счастью, как раз в это время в Свердловске активизировалось строительство метро, и тех, кто вербовался в проходчики, полагалось увольнять откуда бы то ни было. Против метро милиция оказалась бессильна. В шахте Вова проработал пару месяцев, а потом Шахрин перетащил его в свою бригаду. И начал Бегунов работать по полученной в техникуме специальности. В коллектив он влился идеально.

Тяга одногруппников к ярким событиям в жизни захватила и Нифантьева. Он, правда, обошёлся без политики, просто бросил учёбу в музучилище: «Это отлично подействовало на меня. Там, на мой взгляд, кроме теории музыки и специальности, все предметы — история партии, физкультура и тому подобные — никчёмные». Расплевавшись со студенчеством, Антон устроился грузчиком в хлебный магазин.

Гастролировать приходилось только по выходным, стараясь успеть на работу в понедельник утром. Но даже при таком графике удавалось совершать дальние вылазки. 9 июля «Чайф» нагрянул на рижский рок-фестиваль. Уральцы вызвали сперва холодное недоумение прибалтов, затем потепление, аплодисменты и овации. Посталкогольное пошатывание Антона было интеллигентно истолковано латышами как особый уральский шарм. Когда после концерта музыканты подошли к пульту, чтобы поблагодарить хозяев аппарата за отличный звук, главный звукоинженер фестиваля, флегматично сматывая провода, с очаровательным акцентом вежливо ответил: «Кто как играет, тот так и звучит». «Чайф» увёз домой первый приз, что в Свердловском рок-клубе восприняли как само собой разумеющееся.

За полтора года, прошедшие после «Субботним вечером…» незаписанных песен накопилось столько, что они не влезли бы даже в самый длинный альбом. Не мудрствуя лукаво, «Чайф» решил делать сразу два. Для столь ответственной работы собирали инструментарий со всего города. Например, Бегунов одолжил электрическую гитару у Егора Белкина. Впрочем, подобная взаимовыручка была в порядке вещей. Шахрин и сам давал другим группам для записи свою 12-струнную гитару: «В столицах многие рассуждали про уникальный свердловский звук. Эта уникальность складывалась от бедности. Все знали, что друг у друга есть, и использовали на записях одни и те же инструменты. Все пели в один микрофон „Shure“, принадлежавший Бутусову, просили на запись „Fender“ Димы Умецкого. Откуда уж тут взяться большому разнообразию звучания? Оттенки саунда зависели от того, где ты записывался, кто тебя записывал, какой у тебя был пульт. Если был пульт „Карат“ — это был один звук, „Электроника“ — другой».

Изгнанный с постоянной базы «Чайф» на время записи примостился в подвале Дома культуры фабрики «Уралобувь». Помещение мало походило на студию. Эхо, гулявшее по закоулкам обувного подземелья, ещё и усиливали искусственно. Шахрин посмеивается над восхищениями по поводу «настоящего гаражного звучания» «Дерьмонтина» и «Дули с маком»: «Секрет простой — у нас был единственный ревербератор, „Tesla“, и через него писалось всё: барабаны, голос, гитары. Отсюда этот тазиковый звук, кажется, что вся группа играет в гигантском тазике. Но саунд ведь оригинальный, он ни на что не похож».