Дерек Джармен - Хрома

По выходным мы ездили в Лондон к Броди и Мидлтону, продавцам цвета с Ковен Гарден, производителям дешевых масляных красок в банках. Брауншвейгская зелень - моя дешевая любимица. Киноварь, tres cher mes amis, tres cher эти красные цвета. Да, красный дорого стоил. Цвета на моих холстах были продиктованы ценой. Я смешивал их на стеклянной палитре, цвета, о которых не знали Винздор и Исаак Ньютон - безымянные цвета...

А некоторые мы называли сами.

ЗЕЛЕНОЕ ГУСИНОЕ ДЕРЬМО или РВОТА

Что такое чистый цвет?

Если я говорю, что лист бумаги - чисто белый, и затем положу его рядом со снегом, он окажется серым. Но я все равно назвал бы его белым, а не светло-серым.

(Витгенштейн, указ.соч.)

Где, среди всех красных находится истинно красный? Изначальный, первичный цвет, к которому восходят все остальные красные цвета?

Подростковые размышления запутались в тюбиках студенческих Георгианских цветов (художественные краски были нам не по карману). Я бросил университет и поехал путешествовать автостопом по Греции. Белые острова, чистые голубые стены, белые мраморные фаллосы на Делосе, голубые васильки, запах тимьяна.

Я возвратился в Лондон в кузове грузовика, а, когда листья на платанах стали коричневыми, и легкий голубой туман окружил угольно-черные церкви, стал студентом факультета живописи в Слей- де.

В шестидесятые мальчики начали мыть у себя между ног. Помните все эти разговоры о запахе пота?

И вместе с этими мальчиками, Лондон смывал с себя патину девятнадцатого века. Между тем, господин Лукас смывал многовековую патину с картин в Национальной Галерее. Некоторые говорили, что он их полностью перерисовывал. И когда он не развлекался с Содомом, он учил нас, как растирать краски и грунтовать холсты.

Поездка в Корнелиссен на Большой Королевской улице, магазин с 200-летней историей, банки с пигментами блестят в полутьме как драгоценности, в котором я покупал краски для собственных картин. Марганцевая синь и марганцевый фиолетовый. Синий и фиолетовый ультрамарин и наиярчайший зеленый перманент. Эти краски были опасны для здоровья - черный и алый череп и скрещенные кости, слова ОПАСНО - НЕ ВДЫХАТЬ.

Мой первый день в Слейде... потерявшись в его утренних коридорах, я жду в одиночестве занятия по рисунку с натуры в огромной студии, в которой внезапно из-за экрана появляется добродушная дама средних лет в цветастом кимоно с крашеными хной волосами. Я и не заметил ее, когда вошел. Я смотрю широко-раскрытыми глазами, как она сбрасывает с себя цветы и становится передо мной абсолютно голая - не подобно скромной Венере Боттичелли, как я ожидал, а скорее как герцогиня Йоркская.

«Ну, дорогой, как ты меня хочешь?» Заметив мое смущенное молчание, она сказала, "А, художник!" и приняла позу, приказав мне провести вокруг нее черту голубым мелом. Покраснев, с трясущимися руками, я сделал, как она сказала. Понимаете, я был тогда совсем еще зелен. Тут на балконе, который выходил из его кабинета в судию, появился сэр Вильям Колдстрим, профессор Слейда, чтобы посмотреть, что происходит. Я сидел, пытаясь прикрыть свои первые и несовершенные наметки углем от его глаз. Моя жизнь художника началась.

Главным цветом Слейда был серый. Сэр Вильям носил серый костюм. Мой руководитель, Морис Филд, с волосами серо-стального цвета, носил серо-стальной лабораторный халат. Прищурившись на меня сквозь очки в золотой оправе, он говорил: "Я ничего не знаю о современных цветах - но мы можем поговорить о Боннаре". И мы говорили о Боннаре. И едва ли он сказал хоть слово о моих работах. Морис учил сэра Вильяма рисовать медленно, а Сэр Вильям учил всех остальных преподавателей рисовать еще медленней. Но мы были торопливым поколением. В конце концов, в любой момент могли сбросить Бомбу. Поэтому то, как учили в Слейде, рисовать модель, со всеми этими серыми контурами и розовыми крестиками, чтобы показать, что вы измерили ее при помощи карандаша в вытянутой руке, рисование атрибутов рисования, не очень меня интересовало. В школе я оставил пост-импрессионистов позади, и как ребенок в кондитерской, хватался за кубизм, супрематизм, сюрреализм, дада (который, как я заметил, не был "изм"), и наконец за та- шизм и активную живопись.

После того, как я прошел через современные течения вместе с моими соседями по чердаку Гюты, я стал рисовать стандартные английские пейзажи - и это первая работа, которую я считаю своей собственной. Дар летних дней, проведенных за рисованием в Квантоке, на маленьких аллеях, спускающихся к Бристольскому каналу в Кайлве. Красная глина и темно-зеленые изгороди. Мои незамужние тетушки восхищались моими работами. Я становился все смелее, и рисовал серию полностью розовых интерьеров, бросал их, и начинал снова издеваться над цветами. Мышьяковый зеленый боролся с розовыми, пока все они не были поглощены и побеждены монохромным.