Содержание сводится к следующему: «Наш долг перед Богом, перед нашими государями, перед нашими отечествами обязывает вас и меня сделать все от нас зависящее, чтобы вызвать между обоими нашими императорами сближение, которое позволило бы их правительствам вслед затем найти основания для почетного мира. Если бы нам удалось восстановить их прежнюю дружбу, то я не сомневаюсь, что мы тотчас бы увидели конец этой ужасной войны», и т. д. Фредерике немедленно подал письмо его величеству, который меня позвал и спросил моего мнения. Я ответил, что Эйленбург мог бы предпринять такой шаг лишь по особому повелению своего государя; перед нами, поэтому, неопровержимое доказательство того, какую большую важность придает Германия отложению России от союзников. Государь был в этом убежден и сказал: «Эйленбург словно и не подозревает, что он советует мне ни более, ни менее, как нравственное и политическое самоубийство, унижение России и мое собственное бесчестие. Дело, все же, достаточно, интересно, чтобы мы еще о нем подумали. Будьте добры составить проект ответа и привезти мне его завтра»… Прежде чем передать мне письмо, он громко перечитал: «их прежнюю дружбу», и написал на поле: «Эта дружба умерла. Пусть никогда о ней не говорят». На другой день я представил его величеству проект ответа следующего содержания: «Если вы искренне хотите работать над восстановлением мира, убедите императора Вильгельма обратиться одновременно с одним и тем же предложением к четырем союзникам. Иначе никакие переговоры невозможны». Не взглянувши даже на мой проект, государь сказал мне: «Я передумал со вчерашнего дня. Всякий ответ, как бы он ни был безнадежен, грозит быть истолкован, как согласие войти в переписку. Письмо Эйленбурга останется поэтому без ответа».
Я выразил Сазонову мое горячее удовлетворение: – Это – единственный род поведения, какого можно было держаться. Я счастлив, что государь по собственному почину его принял: я и не ожидал меньшего от его прямодушной натуры. Отказавшись от всякого ответа, он явился образцовым союзником. Когда вы увидите его, передайте ему, пожалуйста, мои поздравления и мою благодарность.
Вторник, 28 декабря.
До моего теперешнего пребывания в России я не сталкивался с иными русскими, кроме дипломатов и космополитов, т. е. людей, умы которых более или менее проникнуты западничеством, более или менее воспитаны по западно-европейским методам и логике. Насколько иным является русский дух, когда наблюдаешь его в естественной среде и в собственном климате!
За те почти два года, что я живу в Петрограде, одна черта поражала меня чаще всего при разговорах с политическими деятелями, с военными, со светскими людьми, с должностными лицами, журналистами, промышленниками, финансистами, профессорами: это неопределенный, подвижной, бессодержательный характер их воззрений и проектов. В них всегда какой-нибудь недостаток равновесия или цельности; рассчеты приблизительны, построения смутны и неопределенны. Сколько несчастий и ошибочных расчетов в этой войне объясняется тем, что русские видят действительность только сквозь дымку мечтательности и не имеют точного представления ни о пространстве, ни о времени. Их воображение в высшей степени рассеяно; ему нравятся лишь представления туманные и текучие, построения колеблющиеся и бестелесные. Вот почему они так восприимчивы к музыке.
Среда, 29 декабря.
Продолжая следовать своей мысли о косвенной помощи сербам посредством диверсии в Галиции, царь предпринял наступление на бессарабском фронте и восточнее Стрыя, в львовском направлении. Упорные бои, в которых русские, кажется, вновь нашли всю силу своего порыва, завязались под Черновицами, у Бучача на Стрые и у Трембовли близь Тарнополя.
Одновременно с этими волынская армия аттакует австро-германцев на Стыри, южнее Пинских болот, в районе Ровно и Чарторыйска.
Четверг, 30 декабря.
Петроградские салоны очень взволнованы. В них говорят, замаскированными фразами, о политическом скандале, в котором, будто бы, замешаны некоторые члены царской семьи и некая девица Мария Васильчикова; передают о секретной переписке с одним из германских владетельных государей.
Некоторые точные подробности, которые я мог проверить, показали мне, что дело серьезно. Я обратился с вопросом к Сазонову, и он мне ответил следующее.
Девица Мария Александровна Васильчикова, лет пятидесяти от роду, двоюродная сестра князя Сергея Илларионовича Васильчикова, состоящая в родстве с Урусовыми, Волконскими, Орловыми-Давыдовыми, Мещерскими и другими, фрейлина государынь императриц, находилась при объявлении войны на вилле в окрестностях Вены. Здесь, в Земмеринге, она постоянно жила, поддерживая живые сношения со всей австрийской аристократией. Вилла, где она жила в Земмеринге, принадлежит князю Францу фон Лихтенштейну, бывшему австрийским послом в Петербурге около 1899 года. При открытии военных действий ей было запрещено отлучаться с виллы, где, впрочем, она принимала многочисленное общество.
Читать дальше