Мирослава Бердник: Вселенная Олеся Бердника

Оказалось, что таким первичным документом было уголовное дело Ивана Дзюбы, где он называет фамилии множества лиц, которым давал для ознакомления свою работу «Интернационализм или русификация?».

Стоит отметить, что я дружила с внуком писателя Ивана Сенченко и историка Елены Станиславовны Компан, у которых собиралась литературная и научная интеллигенция, обсуждавшая многие вопросы общественной жизни столицы, и, естественно, после ареста Дзюбы и всё, связанное с этой темой. Людей, в первую очередь, потрясло то, что ведь этот документ несколько лет свободно, не скрываясь, обсуждали, так как знали, что он в качестве официального документа лежит и рассматривается в ЦК КПУ. Поэтому арест Дзюбы и последовавшие события стали для всех потрясением. Оказалось, что незадолго до этого с соответствующими комментариями эта работа была прочитана по зарубежным «голосам» и опубликована в бандеровской прессе. Кстати, в одном из зарубежных бандеровских изданий — молодёжном журнале «Авангард» тогда работал юный Роман Зварич.

В следственном деле отца есть постановление — после показаний Ивана Дзюбы о том, что он в 1965-году давал отцу для ознакомления свою работу «Интернационализм или русификация?», — о выделении материалов из уголовного дела Ивана Дзюбы и «в оперативный отдел КГБ для проверки». Именно на основании этого у нас был проведён первый обыск, после которого отец написал жалобу в ЦК, что у него забрали рабочий инструмент для печатания книг.

Через несколько дней отца вызвали в КГБ, где ему на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25 декабря 1972 года «О применении органами государственной безопасности предостережения в качестве меры профилактического воздействия» было объявлено официальное предостережение о недопустимости подобных антисоветских действий (то есть жалоб на то, что у него изъяли рабочий инструмент) и что подобные действия в дальнейшем будут считаться несущими угрозу безопасности государства и смогут привести к уголовной ответственности.

Недавно интернет-издание «Ревизор» напечатало протокол допроса Дзюбы от 19 октября 1972 года сотрудниками прокуратуры (это обстоятельство хочу особо подчеркнуть) и КГБ, когда он по собственной инициативе называет фамилии людей, которым давал на ознакомление свою работу, в том числе и Олеся Бердника. Понятно, какие это имело последствия для них…

Вскоре после того, как отца после свидетельств Ивана Дзюбы взяло в оборот КГБ, состоялся Пленум Союза писателей Украины, на котором отца исключили из Союза писателей. Исключили за «космическую хохломанию», за «поповщину», за то, «что пишет, что через 200 лет будет существовать Украина», — речь шла о романе «Звездный Корсар», главный герой которого в составе первой экспедиции объединённого человечества в качестве представителя Союза Советских Коммунистических Республик перед полётом в другую галактику поднимается на Говерлу, чтобы положить цветы к памятнику Украины-Матери.

Сейчас говорят, что это организовал Василий Козаченко по заказу КГБ. Но исключали-то отца на пленуме Союза писателей Украины, и все присутствовавшие голосовали единогласно. То есть синедрион творческих личностей осудил своего коллегу и передал прокуратору для распятия. Тогда отец в знак протеста голодал 60 дней. Секретарь партийной писательской организации направил из писательской поликлиники врача для психиатрического обследования с тем, чтобы направить отца на принудительное лечение в спецпсихбольницу (ну не может нормальный писатель протестовать против подлости своих коллег!). Врач, ее звали Нина Всеволодовна, написала заключение, что он совершенно здоров и сказала: «Быстро, пока я не доехала до работы, зарегистрируйте это заключение в районном психдиспансере». Представления этой женщины о совести и чести расходились с писательскими, хотя она и поплатилась за свое мужество работой.

Отца исключили из Союза писателей, но он еще оставался членом Литфонда. Через пару месяцев его увидел в писательском магазине «Сяйво» один ныне покойный писатель, которого пытаются представить чуть ли не совестью украинского народа за роман, который после выхода был негативно оценен в ЦК. Что тут началось! Он поставил ультиматум: « Або ви виключаєте цього антирадянщика з Літфонду, або — з Літфонду виходжу я ». На следующий день отца исключили и из Литфонда. Через несколько лет, уже после ареста, отцу показывали доносы на него некоторых коллег.