Анатолий Карпов - Сестра моя Каисса

Да, чуть не забыл: на той же стороне, в соседнем доме справа находилось городское управление КГБ. Дом был тоже двухэтажный, тоже ничем не примечательный. Он был почти закрыт от нас деревьями, поэтому в моих воспоминаниях места не занимает совсем.

За обоими домами жили ленивой муравьиной жизнью их просторные дворы.

За теми дворами – за кирпичным забором – был двор городской бани. Одноэтажная, плоская, как черепаха, просвечивающая из-под слоев копоти багровым кирпичом, баня жирно дымила высоченной трубой. Оттуда, от котельной, пахло мокрым углем, и по понедельникам можно было видеть, как истопник выносит прямо руками огромные ржавые краюхи спекшегося шлака.

Сразу же за баней был скат и потому как бы мертвая зона, недоступная для наблюдений, а дальше – фокусируя в себе всю перспективу – напряженно и значительно серел мост через овраг. По оврагу текла невидимая речка Громотуха. Летом она почти пересыхала и едва жила мелкими плоскими струями, журчащими между отполированных голышей. Летом она ни на что не претендовала. Ее истинной порой была весна. Весной Громотуха превращалась в грохочущий, мощный, веселый поток, глядя на который я мог поверить в любые чудеса географии, скажем, в Ниагару или водопад Виктория.

Каждую осень мы совершали ритуал, который мне очень нравился: по первым заморозкам ходили с отцом на Громотуху за большими булыжниками. Нес их в рюкзаке или хозяйственной сумке, разумеется, отец, но и я не чувствовал себя лицом второстепенным. Мне нравилось все: и как планировался этот поход, и как мы шли на Громотуху, обсуждая мои проблемы (сколько я помню отца, он всегда был невероятно занятым человеком, и поэтому каждую минуту, которую мы могли провести вместе, мы очень ценили), и как придирчиво, оценивая форму и вес, выбирали булыжники. Потом этими камнями – тщательно, с мылом отмытыми мамой, – прижимали крышки на дубовых бочках, в которых солили капусту.

Кстати, эта засолка – еще один из праздников моего детства. Как бы предвестник зимы. Капуста чаще всего была со своего огорода; бочки – сколько себя помню – были у нас всегда. Перед засолкой мама отдраивала бочки чуть ли не добела, потом ошпаривала их кипятком, потом замачивала, чтоб они набухли и не протекали. Потом они с отцом шинковали капусту, добавляя в нее морковь и клюкву и яблоки, а мы с Ларисой сидели напротив и ждали, когда нам перепадет самый лакомый кусок – кочерыжка. Ах, как я любил (да и сейчас неравнодушен тоже) неповторимый вкус тех капустных кочерыжек! Разве что мозг из полых костей, которым удавалось полакомиться на праздники, когда мама варила холодец, нравился мне не меньше.

Впрочем, что я знал о лакомствах в те годы! Помню (мне было лет пять, не больше) одной из соседок по квартире прислали дешевенький шоколадно-вафельный торт. Она угостила нас – каждому дала по кусочку. Тот вкус и сейчас все еще живет у меня во рту. Помню, как мы были потрясены этим бесспорным свидетельством роскошной жизни москвичей…

Чтобы покончить с панорамой, отмечу, что она замыкалась горой. У ее подножия – сразу за мостом – был рынок. Вот еще одно место, которое я любил, в особенности летом. Как я сейчас понимаю, рынок был богатый и демократичный. Цены держал божеские и не только давал возможность поторговаться, но и претендовал на это, ждал от покупателя, что тот не просто придет, выберет и заплатит, а вначале пройдет по рядам, приценится, где-то попробует на вкус и уж обязательно поторгуется, попытавшись сбить цену хотя бы на пятачок. А уж если покупатель расщедрится на несколько фраз о погоде, поговорит «за жизнь» и уж тем более – если похвалит, выделит товар, то ему отмеряли щедро, с походом, как водилось на каждом приличном рынке в полувековой давности времена.

Рынок был во всякую пору хорош, но в особенности летом. Зажимая в кулачке пятиалтынный, а то и двугривенный, я чувствовал себя полноправным покупателем и вел себя заправски, держался важно, и торговки, видя, что я знаю и соблюдаю все правила их нехитрой игры, относились ко мне с таким же вниманием, как и к солидным клиентам, которые приходили на рынок с большими деньгами и сумками.

Чего здесь только не было! И земляника, и черемуха, и крыжовник, и яблоки. И грибы во всех видах – свежие и сушеные, соленые и маринованные. И картошка, которую следовало выбирать по местности – с песков. И капуста на все вкусы. И морковка, в которой надо было угадать сахарную, а не кормовую. И помидоры, среди которых знаток отыскивал «бычье сердце», и травы, и пряности, и орехи – лесные и грецкие, и земляные…