Александр Трофимов - Сын башмачника. Андерсен

— Спасибо. Пусть Бог поможет вам.

— Ступай!

Держа в объятиях спасённые колоски, припрятав свалившуюся с неба монету, мальчик вернулся домой, чувствуя в себе новую силу. Это было чувство собственного достоинства.

Когда Андерсен показал матери деньги, та долго не верила своим глазам. Она боялась, что сын вернётся избитый, а он улыбался. И монета улыбалась. И терпеливые долгожданные колоски.

— Что случилось с тобой? — спросила мать.

Сын рассказал ей.

— Удивительный ребёнок мой Ганс Христиан! Все его любят, и даже этот негодяй дал ему денег! — восторженно произнесла Анн-Мари.

Мальчик помолился Богу, ведь это не управляющий дал ему денег, а Господь Бог. Пусть этого не понимают мать и управляющий, но он-то знает, в чём дело. Всегда нужно верить в Бога и говорить правду, тогда всё, о чём мечтаешь, сбудется. На сердце мальчика стало светло, как в самый славный летний день, когда ни облачка, и только звон стрекозиных и ангельских крыльев царит в воздухе.

— Ты доволен? — спросил самый тонкий колосок у самого долговязого мальчика Оденсе.

— Я доволен, — ответил ребёнок, и тут же пообещал: — Мы скоро тебя съедим.

— Для этого я и рос, — потупился чуткий колосок. — У каждого свой хлеб.

— Ганс, где твои колоски? — услышал он голос матери. — Давай их сюда!

— Мы не договорили, — ответил сын.

— Потом договорите! — Она уже давно не удивлялась причудам сына.

И сын отнёс ей охапку колосьев, но перед этим поцеловал свой любимый тщедушный колосок. Тот ответил тем же. Лицо колоска было спокойным и даже радостным.

«Все мы колосья на поле Божьем», — вспомнил он фразу пробста, слышанную в церкви Святого Кнуда, куда водила его мать. И понял сокровенный смысл этих слов.

— Когда мы станем есть колоски? — закричал он так громко, что сундук чихнул от страха.

От рассказов отца веяло свежим ветром: после них так скучно было ложиться на свой сундучок, всею тяжестью возражавший парению над землёй... Ах, только бы дождаться сна... Сны уже стали сниться ему, маленькие, как и он сам, осколки неведомых жизней, они приходили не стучась в сердце, без спроса — но его душа была благодарна им за расширение границ дня. Герои снов: бабочки, цветы, облака, русалочки, даже сама водяная мельница и вездесущие рыбки, неведомые одноглазые люди и трёхрукие ведьмы говорили не сонными ночными словами, а сочными выспавшимися фразами, точнее фразами, которые не нуждались в ночном сне. К утру они растворялись, как камни, брошенные в реку... Мальчик, разумеется, и не вспоминал о них, но разве что-либо из забытого нами пропадает навсегда? Сны — зачастую осколки предыдущих жизней, своеобразные пропуска в настоящий день.

Но не всегда легко засыпалось. Думалось о разбойниках в тюрьме, о колдуньях во тьме, каждый шорох превращался в событие. Ночь дарила окружающим предметам жизнь, способность страдать и радоваться, мыслить и верить, иметь прошлое и надеяться на будущее. Точно эти вещи и навевали хрупкие ребячьи сны... Ах, как хорошо бы все мы вместе жили, если бы дома, деревья, облака, цветы, птицы открыли нам свои сны.

Маленький Андерсен мечтал, будто его сундук, служивший по причине бедности кроватью, родной брат сундуку из сказки, который умеет летать. Но если один сундук видели в полёте, то другие сундуки, его братья, тоже умеют летать, мы просто этого не знаем, — легко догадался он. И тут же почувствовал, как сундук осторожно, недоверчиво относясь к комнатной тишине, боязливо сдвигается с места, отведённого судьбой, и чутко поднимается над полом, примериваясь к полёту.

Маленький Ганс осторожно глянул за край сундука и не поверил себе, но — так и есть! так и есть! так и есть! Он под потолком, а под ним спят папа и мама. Он чуть было не вскрикнул от счастья, его страх ухватился ручонками за подобие одеяла, постаревшего ещё до рождения Андерсена, но тут же тонкие волны воздуха разрушил голос матери:

— Что ты до сих пор ворочаешься? Давно пора спать. Сундук под тобой гремит.

— Это гром гремит, мамочка. Это не я — это небо.

— Я же слышу... Мне завтра вставать рано.

Сердце мальчика томилось по материнской нежности, по её ночному теплу, лицо просило нежного касания её руки.

— Поцелуй меня. Пожалуйста.

Кровать родителей молчала.

— Я очень прошу. Я сразу засну после твоего поцелуя.

— Ну хорошо, хорошо. — Анн-Мари стало жалко его.

Дети — это сказки, написанные солнцем.

Солнце — это сказка, сочинённая Богом.