К октябрю 1834 года «Импровизатор» был закончен. Это был его первый роман. Денег на жизнь было ждать неоткуда. Поэтому необходимо было продать роман. Эдвард Коллин обещал поговорить о романе с издателем Рейцелем. Нужно было платить за квартиру. Сапоги требовали ремонта и настойчиво просили об этом в дождливые дни.
Роман «Импровизатор» — памятник его поездке по Италии. Хотелось, чтобы две небольшие книжки были переплетены, тогда это составило бы вполне приличный том. Романы Ингемана всегда вызывали восхищение Андерсена. И свой роман он хотел выпустить так же, как выпускали романы Ингемана: тот же формат, тот же шрифт, те же двадцать восемь строк на странице. Андерсен надеялся получить по 12 риксдалеров с листа. Нужно было получить хотя бы аванс. Тогда издатель мог не спешить с выпуском романа до нового года. Молодой романист ждал, что критика сметёт этот роман как «Агнету». Ему нездоровилось. Он смотрел на законченную рукопись романа. Глядя на неё, он дышал итальянским воздухом.
— Книга станет сгустком Италии, какой я её видел и понял, — говорил он друзьям.
Полили дожди.
Наступил ноябрь. Андерсен ждал выхода книги писательницы Генриетты Ганк. Дожди оккупировали Данию. Они закрывали вид на корабли и ботанический сад. Деревья стояли понурые и ждали зимней участи. Поневоле возмечтаешь о морозах.
Каждый день Андерсен бывал в семье Коллинов. Здесь встречали его как родного. Раза два в неделю он бывал у своей давней знакомой, «второй матери», как он её называл: госпожи Лэссё. Его засыпали приглашениями, Но дом Коллинов был в Дании по-прежнему единственным, где он чувствовал родные стены. Коллин любил давать обеды для писательской братии. Драматурги, поэты, журналисты...
— Ну вот, все гости собрались, — говорила хозяйка дома, — Андерсен, Герц, Гейберг.
— Ну что ты, — отвечал Коллин, — гостей только двое.
Все смотрели на Андерсена и улыбались, разумеется, он был не гостем, а родным человеком.
Остроумие Гейберга лилось рекой. Герц поражал всех молодостью души, хотя иногда посмеивались над его глухотой.
Андерсен написал ещё и драму в двух действиях «Кирстинушка», музыку обещал композитор Бредаль. Она была поставлена только в 1846 году, и автором музыки стал Гартман.
Он начал писать сказки.
Прочёл их Эрстеду.
— Если «импровизатор» прославит вас, то сказки обессмертят ваше имя! — пророчески сказал Эрстед и, заметив недоумение Андерсена, продолжил: — И это случится довольно скоро...
— Вы не знаете Италии, потому так судите. Я счастлив, что мне удалось написать роман «Импровизатор».
Поэту, романисту, драматургу и в голову не приходило, что мнение Эрстеда со временем разделит весь мир.
— Поймите, милый Андерсен. В ваших сказках чувства всех взрослых и всех детей. Что может быть выше?
Андерсен недоверчиво покачал головой. Он отдал бы все эти несколько недавно написанных сказок за приличную пьесу! Все укоряют его, что он разбрасывается. А тут ещё сказки — не миновать насмешек.
Общество занимали тогда две пьесы, которые даны были на день рождения короля. Королевский театр продемонстрировал «Свадьбу смотрителя замка» артиста Гольства, вещь бездарную, и пьесу Гейберга «Эльфы», которой восхищался Андерсен.
У Андерсена появилась новая знакомая — старуха, вдова коммерсанта Богель. Она приглашала его к себе, прислала даже в подарок французский шлафрок, вышитый розами, шёлковый пояс, итальянское вино... Стали шутить, что Андерсен теперь на ней женится...
— В этом случае у меня оказалось бы слишком много пасынков...
Но всё это время Андерсен ждал выхода романа. Он должен был появиться в первых числах апреля 1835 года, как раз к тридцатилетию. Андерсен и его друзья собирали подписчиков. Больше восемнадцати — не находилось... Издатель Рейцель настаивал, чтобы подписчиков было не менее сотни, только тогда стоило рисковать и дать Андерсену гонорар в двести риксдалеров.
В четверг второго апреля 1835 года Андерсен намеревался побывать у принца Христиана и госпожи Коллин. Он просил у издателя два экземпляра в красивых переплётах. Второго апреля ему исполнялось тридцать лет! Первый роман — прекрасный подарок себе к тридцатилетию.
Этот роман подарил ему европейскую известность, но отнюдь не датскую. Человеку, который стал бы доказывать правоту мнения, что Дания взлелеяла поэта, пришлось бы туго. Мысли Андерсена были печальны и однообразны на этот счёт: любимая страна не хотела его принимать и понимать.
Читать дальше