Array Антология - Живой Есенин

– Вот разберите, что к чему? – предложил он. – «Зина встречается с Распутиным и, благодаря демонической силе, которую ученый мир определил как „половой гипноз“, приобретает ужасное влияние на молодую девушку».

Мы засмеялись.

– Ты не знаешь, – спросил Сергей, – как настоящая фамилия графа?

– Пузырьков!

– Их сиятельство граф Пузырьков! – подхватил Кожебаткин.

Я рассказал, что видел написанный маслом портрет графа Амори в золотой раме: граф в красных цилиндре и пальто, с большой рыжей бородой.

Айзенштадт взял из моей пачки написанный красками от руки плакатик: «Дешевые, вкусные обеды в столовой, напротив храма Христа спасителя, дом 2. Граф Амори!»

– Конец продолжателя сенсационных романов! – проговорил Давид Самойлович.

Вдруг Есенин спросил, какой знаменитый писатель выпустил первый том романа, а второй, подложный, издал прохвост вроде графа Амори. Все молчали. Айзенштадт сказал, что кто-то издал продолжение романа Ариосто «Неистовый Роланд». Но это не было ответом на вопрос Сергея, и, наконец, он после большой паузы объяснил:

– Второй, подложный, том «Дон Кихота» Сервантеса выпустил некто под псевдонимом Авельянеды. После этого вышел второй том «Дон Кихота» Сервантеса…

И он стал с присущей ему горячностью поносить грабителей идей и сюжетов, которые из-за своей алчности и бедности ума крадут, да еще уверяют, что в мире нет ничего нового!..

– Вижу, Сергей Александрович, – заявил Айзенштадт, – вы не зря забираетесь по лестнице под потолок!

– Сергей Александрович хочет, чтоб его кругозор был возможно выше! – поддержал его Кожебаткин.

Оба сказали правду: для Есенина книжная лавка «Художников слова» была одним из его университетов. Через мои руки в очень скромной лавке «Дворца искусств» проходило немало замечательные книг. Во много раз больше поступало их на полки «Художников слова», и, разумеется, Сергей не пропускал их мимо.

Когда я уходил, увидел, что он, взяв с полки какую-то книгу в серой обложке, собирается лезть наверх. Я заглянул на обложку: это были «Персидские лирики», вышедшие в издании Собашниковых в 1916 году. Эту даже по тем временам редкую книгу я видел у Есенина и дома в Богословском переулке. Он сказал мне:

– Советую почитать. Да как следует. И запиши, что понравится.

Я проштудировал переводы с персидского академика Ф. Е. Корша, после его смерти отредактированные профессором А. Е. Крамским и дополненные переводами И. П. Умова. Я вернул книгу Есенину, он, как потом говорила Галя Бениславская, не раз читал ее и знал почти наизусть. Была эта книга у него под рукой, когда он жил в конце 1924 года на Кавказе. Невольно возникает вопрос: неужели там, только пользуясь этой книгой, ни разу не побывав в Персии, Есенин смог написать свои «Персидские мотивы»?

В переводах Корша и Умова персидские поэты названы так: Саадий, Омар Хайям, Абу-Сеид-Ибн-Абиль-Хейр Хорасанский. Однако в своих стихах Есенин пишет их имена правильно: Саади, Xaям, а город – Хороссан. Более того, у нас долгое время имя героини «Тысяча одной ночи» писалось: Шехерезада. Есенин правильно называет ее: Шахразада. Достаточно сравнить те книги прозы и поэзии, а также рукописные, которые все же вышли в двадцатые годы, чтобы понять, как много знал Сергей и как глубоко знал то, о чем писал. Следовательно, немало он прочитал и других переводов с персидского, арабского, немало говорил со знатоками Персии, прежде чем создать свой лирический шедевр: «Персидские мотивы».

Пора пресечь вздорные утверждения о том, что Есенин писал по наитию. Впрочем, не надо скрывать и правду: в таких утверждениях есть доля вины его самого. Сергей любил разыгрывать других и сам любил, чтоб его разыгрывали. Особенно доставалось от него поклонникам и поклонницам. В книжную лавку артели повадилась ходить одна дама, одетая в яркую малинового цвета шубу с беличьим воротником, в красном капоре. Как-то она попросила у Есенина автограф, и он написал ей свою фамилию на титульном листе своего сборника.

– Сергей Александрович! – обратилась она к нему. – Скажите, как вы пишете стихи?

Есенин поглядел на нее внимательно, прикинул, что она из себя представляет, и ответил, словно век жил на Оке, растягивая слова и напирая на букву «о»:

– Пишу-то? Как бог на душу по-оложит.

– По скольку стихов в день?

– Один раз высидишь пару, другой – пяток!

– Поэмы тоже так?

– Поэмы? – переспросил Сергей и, войдя в игру, развел руками. – Позавчера проснулся. О-озноб. Голова пылает. Надел шапку, шубу, влез в валенки. Сел за стол. Писал-писал, рука онемела. Под конец положил голову на стол и заснул.