– Понимаешь, – рассказывал он, – стало мне невмоготу. Утром хорошую книгу купим, к вечеру обязательно продадим, а прочитать ее вот как надо, – и он приложил правую руку ребром ладони к горлу. – Думал я, как избавиться от такой напасти, и удумал. – В глазах Сергея заблестели голубые огоньки. – Пришла широкая дама в хивинках. Нет ли у вас романов Боборыкина? – Да как вам не совестно читать Боборыкина, говорю. У него же одна вода и та мутная! Она на дыбы! Как это так? У Боборыкина чудный роман «Китай-город»! Может быть, «Китай-город» ничего, а остальные – дрянь! Кстати, «Китай-города» у нас нет! Она повернулась, ушла и хлопнула дверью.
Есенин заразительно смеется.
– И набросились же на меня! На полках-то три комплекта сочинений Боборыкина гниют!.. Скандал!
Теперь у Есенина глаза – голубые сияющие звезды.
– Как-то зашел покупатель, – продолжает он, – и спросил, нет ли стихов Бальмонта? Я сочувственно спрашиваю: – Как вы дошли до такого тяжелого состояния?
– А что? – удивился покупатель.
– Бальмонт – это же Иза Кремер в штанах. И в нос нараспев: «В моем саду мерцают розы»…
Рассказывая об этом, Сергей от удовольствия зажмурился и, прижав ладонь к правой щеке, продолжал:
– Мать честная, что делалось! Этот дядя сорвал с носа очки и спрашивает: «На каком основании?» Я отвечаю: «Пишите Бальмонту слезницу!..» Кожебаткин уговаривает дядю, Айзенштадт меня! Вечером мне говорят: «Сергей Александрович! Эдак мы покупателей отучим! Лучше уже залезайте-ка на лестницу!.. Мы вас будем показывать, как достопримечательность Москвы!»
– Конечно, это Кожебаткин сморозил?
– Он! – отвечает Есенин и с мальчишеским задором спрашивает: – Лихо я?
– Лихо, Сережа!
– Вот тебе и перекуем мечи на орала! – и он большим пальцем правой руки отправляет свою отороченную соболем черноплюшевую шапку на затылок.
Я должен сделать пояснение, иначе у читателя может создаться неправильное представление о том, что Есенин вообще отрицательно относился к эстрадным певицам, как к Изе Кремер, в свое время популярной, но распевающей сентиментальные легкомысленные песенки.
Как-то Сергей говорил, что любит народные песни Надежды Плевицкой (Дежки Винниковой) – он во время первой мировой войны не только слушал ее в Петрограде, но и заходил к ней домой вместе с Клюевым и читал ей свои стихи. Об этом пишет и артистка во второй части своих автобиографических воспоминаний [35].
– У Плевицкой хороши были песни курской деревни, где она родилась, – объяснял Есенин. – Она и выступала в платье курской крестьянки. Я помню се «Лучинушку», «Лебедушку». Это наши песни, русские!
Теперь из воспоминаний Н. В. Плевицкой известно, что, кроме Есенина, ее песнями восхищался Л. В. Собинов, который даже выступал с ней в дуэте «Ванька-Танька». Высоко ценил ее талант Ф. И. Шаляпин, разучивший с ней песню «Помню, я еще молодушкой была». К. С. Станиславский учил ее, как нужно «настраивать» себя, если нет настроения петь. С. В. Рахманинову так понравилась песня Плевицкой «Белолица», что он написал к ней аккомпанемент. Курскую же хороводную «Румяницы, беляницы вы мои», записанную с голоса певицы, Рахманинов обработал и включил в цикл «Три русские песни» для хора и оркестра, оп. 41 (1926)… [36]
Конечно, не надо забывать, что Есенин любил и цыганские песни – старинные, таборные. Об этом рассказывал мне приятель Сергея А. М. Сахаров. Слушал эти песни Есенин и в Москве, и в Баку. Да и сам Сергей в одном стихотворении рассказывает о приключившемся с ним случае во время его пребывания у цыган:
Коль гореть, так уж гореть сгорая,
И недаром в липовую цветь
Вынул я кольцо у попугая —
Знак того, что вместе нам сгореть.
То кольцо надела мне цыганка.
Сняв с руки, я дал его тебе,
И теперь, когда грустит шарманка,
Не могу не думать, не робеть.
Действительно, попугай у гадалки-цыганки вынул Сергею обручальное кольцо. Это было накануне женитьбы Есенина на С. А. Толстой, и он подарил это дешевенькое колечко своей невесте, которая и носила его. Однако следует обратить внимание на последнюю строфу этого стихотворения, в которой поэт сомневается – не отдаст ли нареченная это кольцо кому-нибудь другому:
Ну и что ж! Пройдет и эта рана.
Только горько видеть жизни край.
В первый paз такого хулигана
Обманул проклятый попугай [37].
Разве из этих строк не следует, что дальновидный Есенин еще до женитьбы чувствовал непрочность брака с С. А. Толстой? Так и было впоследствии, о чем расскажу потом.
Читать дальше