Клэр Томалин - Жизнь Джейн Остин

Имение Стоунли, бывшее цистерцианское аббатство, располагалось в плодородной местности на берегах реки Эйвон. Миссис Остин писала своей невестке Мэри в Стивентон о великолепии этого места, заходясь от восторга, смакуя каждый момент своего пребывания и подробно описывая все детали обстановки, окружающие владения, вышколенность слуг. Она подсчитала окна на фасаде, их оказалось сорок пять. Она предложила кузену Томасу разместить указательные столбики в коридорах, похожих на лабиринты. Она наслаждалась всей гаммой усадебных радостей — от огорода и рыбных садков до бильярдной. Миссис Остин даже начала волноваться, не накладно ли одевать десятки слуг в траур по их недавно почившей хозяйке. Она описывала парадную спальню с высокой кроватью под темно-малиновым бархатным балдахином, «жутковатое обиталище, как раз подходящее для героини романа» (кивок в сторону Джейн), и тенистый парк вокруг дома, под чью сень «солнце не пробивалось даже в середине августа». Хамфри Рептон еще не успел здесь развернуться, хотя вскорости он доберется и сюда [153] Писательница Мэри Берри (1763–1852), посетившая Стоунли четыре года спустя, описывала его как «нескладный дом». Она познакомилась с несколькими представителями семейства Ли и «мистером Рептоном, планирующим дальнейшие усовершенствования, вполне вероятно… к худшему. Нам дали ключ от парка… который если и находится в небрежении, во всяком случае не испорчен усовершенствованиями». . Миссис Остин писала о поездках в окрестные замки. О шоколаде, кофе, чае, сливовых пирогах, кексах, горячих и холодных булочках, хлебе и масле, которые подавали за завтраком. «И подсушенные тосты для меня», — заключает она, слегка хвастаясь своим аскетизмом.

Еще одна дальняя родственница Ли, вдовствующая леди Сайе-Селе, присоединилась к их семейной компании. Это была малоприятная и странноватая старуха. «Довольно утомительная, но вместе с тем забавная, она вызывает смех у Джейн», — писала миссис Остин. Отрадно, что Джейн все-таки иногда смеялась, несмотря на такое количество дряхлых родственников и приживалов вокруг. Во всяком случае, она вынесла из Стоунли одно полезное впечатление: местная часовня с ее нехитрым убранством, простыми деревянными скамьями и хорами для членов семьи так напоминает позже появившуюся в «Мэнсфилд-парке» часовню в Созертоне, имении мистера Рашуота, что, очевидно, именно она и послужила моделью.

Из Стоунли они отправились к кузену Эдварду Куперу в Стаффордшир. Вообще-то, Хэмстол-Ридуэр был мирным и уютным сельским местечком с прекрасным хозяйским домом и пасторатом, но старший из мальчиков оказался двенадцатилетним задирой, а остальные восемь маленьких Куперов один за другим подцепили коклюш. От них заразилась и Джейн и кашляла потом до самой зимы.

А в октябре Остины отбыли обратно в Стивентон, где их уже поджидали Фрэнк со своей Мэри, и затем — в Саутгемптон. Кэсс дала согласие провести Рождество в Годмершеме, поскольку там ожидалось появление на свет десятого малыша. Фанни писала в своем дневнике: «Нояб. 16, мама не ходила в церковь. Около половины девятого вечера моя дорогая мама благополучно разрешилась дочерью. Она хорошо провела ночь, я видела потом ее и малышку, та огромная. Пятн. 21, малышка будет наречена Кассандрой-Джейн». То была дань признательности Кассандре, и Джейн явно не возражала, чтобы ее имя следовало за именем сестры. «Мама» не выходила из своей комнаты до 15 декабря, когда пообедала в классной, из дому вышла лишь в середине января, а в церковь впервые отправилась в конце месяца. Но у детей рождественские празднества шли своим чередом, устраивались танцы и игры: «Отними туфлю», «Апельсины и лимоны», «Подразни Джека» и множество других, джентльмены стреляли кроликов и бекасов, а мальчики ездили верхом в парке.

Таким было Рождество в Годмершеме, а у Джейн в Саутгемптоне все оказалось далеко не так радужно. Марта уехала в Беркшир к своей сестре Элизе Фаул. Мэри была беременна и плохо себя чувствовала, то и дело падала в обмороки — обычно после «изрядного ужина», как не совсем благожелательно выражалась ее невестка. Глядя из нашего более свободного века, невольно чувствуешь, как же, вероятно, это было тяжело: сносить беременность и нездоровье фактически до того, как насладишься первым счастливым периодом влюбленности… Затем Джеймс напросился в гости на Новый год со своей Мэри и маленькой Каролиной. К концу их визита Джейн писала Кэсс: «Когда ты получишь это, наши гости соберутся уезжать или уже будут в пути, и я смогу спокойно распоряжаться своим временем, освободить мозг от мучительных раздумий над рисовыми пудингами и яблочными клецками и, возможно, пожалеть о том, что не приложила больше усилий, чтобы угодить им всем». Это высказывание поймет любой, кому доводилось устраивать семейное празднество, не имея достаточно места и денег. Джейн любила их всех — и одновременно ненавидела, ведь любимые люди отнимали у нее почти все время.