Клэр Томалин - Жизнь Джейн Остин

Миссис Остин в письме дочери появляется лишь мимоходом: руководит переделкой нескольких старых бумажных колпаков, которые были затем «отданы», вероятно, деревенским детям. Кажется, это занятие было задумано, чтобы развлечь Анну в зимний полдень. Из остальных братьев Джейн упоминает только о Чарльзе. Ему исполнилось шестнадцать, он служил мичманом в Портсмуте под командой Уильямса, мужа их кузины Джейн (урожденной Купер). Фрэнк был в плавании в составе флота метрополии и, в частности, поддерживал дисциплину среди матросов, о чем вряд ли особенно распространялся в присутствии сестер. Запись в его вахтенном журнале, сделанная почти одновременно с письмом Джейн, гласит: «Шестнадцать матросов наказаны, получили по дюжине плетей каждый — за то, что отсутствовали на палубе во время вахты». Фрэнк был хорошим, исполнительным офицером, честно выполняющим свой долг.

Последний абзац письма, добавленный в воскресенье, — это обсуждение даты приезда Кассандры, а также тех новостей, что она сообщала сестре из Беркшира. Смерть ребенка кого-то из знакомых и карточные выигрыши-проигрыши упомянуты в одном предложении. Это объясняется не только недостатком места в конце листа, но и философским отношением Джейн к смерти. И она подписывает письмо: «…всегда твоя, Дж. О.».

То, что где-то в доме лежала завершенная рукопись «Элинор и Марианны», придает особое значение этой подписи. Более того, это единственное из сохранившихся писем Джейн Остин, которое она пишет совершенно как героиня одного из своих же первых произведений. На какое-то время она словно становится собственным персонажем, проживая короткий яркий период, когда женщина раздумывает над выбором спутника и взволнованно ощущает и собственную силу, и прелесть приключения. Мы не можем не думать о том, что на самом деле линия ее жизни развернется вовсе не в том направлении, в каком ей тогда мечталось, и что, как окажется, судьбой Джейн станет не Том Лефрой и не кто-либо вроде него, а рукопись, лежащая в одной из комнат. Не замужество, а искусство. И в своем искусстве она будет воссоздавать эту особую мимолетную пору в жизни молодой женщины с таким остроумием, таким психологизмом, что их с лихвой хватило бы не на одного писателя. Но, читая это ее январское письмо 1796 года, мы чувствуем, с какой радостью в тот миг она променяла бы свой гений на возможность выйти замуж за Тома Лефроя, и уехать в неведомую Ирландию, и жить там, воспитывая многочисленных детишек.

Если вернуться к началу письма, то первое же предложение выдает ее мысли о будущем: «Прежде всего надеюсь, ты проживешь еще двадцать три года». Это пожелание в день рождения Кассандры переносит сестер в 1819 год, когда младшей исполнится сорок три, а старшей — сорок шесть. Обе они к тому времени будут, как им представляется, жить в разных частях страны, под разными именами, с мужьями и ватагой детей. Это модель жизни, переданная им матерью, — рожать детей и воспитывать их, вести хозяйство, ухаживать за садом, надзирать за птичником и коровником, помогать бедным, принимать у себя соседей и, в свой черед, посещать их. А еще обдумывать партии для своих дочерей. И разумеется, они по-прежнему будут писать одна другой такие же бодрые, полные семейной конкретики письма, как их мать пишет своим друзьям и родственникам. А важнейшее приключение их жизни — тот самый короткий захватывающий миг, когда девушка словно бы стоит на авансцене и все будущее зависит от ее теперешних действий, — будет давным-давно позади… Тысяча восемьсот девятнадцатый! Этот год уже из следующего века, казавшийся таким далеким и невероятным, словно по мановению волшебной палочки возник под пером Джейн.

«Не думай, что молодой человек двадцати лет от роду — существо безобидное», — писала мать Элизы Шут своей дочери в то Рождество. 1795 года, предупреждая ее об опасностях бального флирта, однако слова эти могли бы предназначаться и для Джейн. Томас Ленглуа Лефрой не был «безобидным существом», но у Джейн имелась своя система защиты, и еще до его отъезда она начала прибегать к ней. В своем втором письме Кассандре она высмеивает прочих своих поклонников, после чего с напускной веселостью добавляет: «В будущем я думаю ограничиться только мистером Лефроем, который, по-моему, не стоит и шести пенсов». А затем, заимствуя торжественность у самых нелепых своих персонажей, возвещает: «Вот и настал тот День, когда я в последний раз буду флиртовать с мистером Томом Лефроем, и, когда ты получишь это письмо, все будет кончено… Слезы струятся по моему лицу, пока я пишу эти строки в тоске и печали». Это шутка, да, но явно направленная на то, чтобы сбить сестру с толку; на самом деле ей не до шуток — стоит только прочесть письмо, написанное неделей раньше, со столь недвусмысленным признанием: она влюблена.