Елена Серебровская: От полюса к полюсу

бортмеханиками, радистами, штурманами. Среда эта надолго стала для него родной, а

многие ее представители — настоящими друзьями. С их помощью он хорошо изучил

«Дарью» — так фамильярно назывался у них гидросамолет Дорнье-Валь, экипаж которого

состоял из шести человек.

Летающая лодка, подобие сигары, закрыта сверху палубой из гофрированного

дюраля. В ней пилоты и гидролог-наблюдатель сидят, высунувшись наружу из

прорезанных люков, защищенные лишь небольшими целлулоидными козырьками... Место

пилотов было еще кое-как оборудовано, гидролог же помещался сзади, на месте стрелка-

радиста, в условиях более тяжелых. Жесткое, без спинки, откидное сиденье. Козырек

защищает только от непосредственного удара струи воздуха, но не спасает от жестокого

обдувания со всех сторон обтекающими струями. Гидрологу достается и мощная струя,

отбрасываемая назад пропеллером. Два мотора ревут в самые уши.

Когда Сомов, впервые в жизни поднявшись в воздух, рискнул высунуться из люка,

он тотчас выбыл из строя: захлебнулся ветром, заслезились глаза, окоченел. Ветер рвал до

боли волосы, выворачивал плотно сжатые губы. Дуло не только спереди, но и со всех

сторон. За спиной ветер надувал меховую рубашку, как парус.

Но дела ради надо ко всему приспособиться, привыкнуть, и он привык. Научился

бегло определять характер льдов под крылом, не путать снежницы с разводьями. Лед

блинчатый, капитальный, паковый, торосы, ропаки, ледяная каша, ледяные поля,

разреженный лед... До сих пор он видел их в основном да фотографиях. Учился быстро

прикидывать на глаз балльность льда и размеры занимаемого им пространства и наносить

его на карту, условными обозначениями. В ту пору методика нанесения на карту

визуальных наблюдений еще не была разработана. Гидролог в сущности летал в качестве

летчика-наблюдателя.

Авиаторы полюбили молодого гидролога преданно и крепко. Он делил с ними

трудности авралов на остановках и вынужденных посадках, помогал чехлить самолет,

опустившийся на воду, заправлять его, — на раскисшем мысе Стерлегова, например, это

было чрезвычайно трудно.

В знак высшего доверия пилоты Богданов и Каминский обучили его водить

самолет, предлагали научить делать посадку. . Молодой Сомов испытывал большое

удовольствие, когда машина, заменившая человеку крылья, слушалась его сильных рук.

Любовь к физическому труду, привитая отцом, облегчила адаптацию, приспособление к

работе в весьма необычных условиях. Науку самолетовождения он, конечно, до конца не

освоил, но уважение к труду полярных летчиков осталось у него навсегда.

Великая вещь — самолет! Он сделал доступным пространства за полярным

кругом, он помогает почувствовать огромность нашей земли. Сомов впервые с большой

высоты увидел величие сибирской тайги. Полноводный Енисей, Игарка, Дудинка с ее

обычно отвратительной погодой... И наконец место назначения — остров Диксон, с 1916

года ставший форпостом полярных исследований. На Диксоне Сомов впервые познал то,

что было характерной чертой полярного быта и что полярники шутя называли

«арктический социализм»: здесь бесплатно кормили, предоставляли ночлег. Снабжали

хорошими папиросами, топили баню — и не брали за это ни копейки.

Диксон на первых порах ошарашил: вот так Арктика! Несколько деревянных

домиков, мачта, которая с самолета кажется вязальной спицей... Мокрая тундра, где ноги

вязнут по щиколотку, а следы тотчас же заполняются водой. Лужи там не просыхали, с

холодного моря часто наползал туман.

Огорчила и грязь в помещении, где пришлось ночевать. После идеальной

домашней чистоты ее нельзя было не заметить. Неужели это неизбежно — такие полы,

такой умывальник? Нет! Чтобы долго жить и работать в Арктике, надо заранее обеспечить

опрятность и чистоту во всех помещениях. Он решил это про себя тогда же и не забывал в

дальнейшем.

Вскоре Сомов перебазировался в устье реки Таймыры. Первые шаги ледового

наблюдателя он сделал с помощью пилота В. М. Махоткина, к которому до конца жизни

сохранил теплое товарищеское чувство. И сразу же понял: героика полярной авиации — в

ее трудовых буднях, а не в щекочущих нервы исключительных эпизодах. За словом

«подвиг» стоит огромный, подчас неимоверный труд. Сам он к такому труду был вполне

подготовлен.

Творческие муки над составлением ледовых карт и ледовых прогнозов не прошли