Елена Серебровская: От полюса к полюсу

в кармане, он не раз встречал на улицах пешеходов, которые подходили к нему с

приветствиями и напоминали: «Я — ваш тракторист, помните?», или: «Я у вас поваром

был в Мирном. Сейчас в ресторане «Восток» работаю, загляните хоть разочек!»

Девятая экспедиция стала для него последней. Суровые испытания не проходили даром.

Сомов был здоровым от роду и закаленным физически человеком, но система

кровоснабжения мозга начинала сдавать. Пришлось познакомиться с докторами.

Почувствовав, что больше не может работать в полную меру, он настоял на своем уходе из

института, но остался в составе ученого совета. Шесть последних лет своей жизни он

прожил в основном под Ленинградом на даче. Поездки за рубеж, в ГДР и Швецию, стали

уже разновидностью отдыха.

Он очень любил природу, тонко чувствовал ее красоту. На севере упивался волшебством

северного сияния, вспоминая слова Нансена:

«Северное сияние раскинулось по всему небосводу серебряной пеленой, которая то

желтеет, то зеленеет, то становится красной, то быстро свертывается, то снова колышется

серебряной лентой. Вот заиграло оно языками пламени высоко, в самом зените, вот

метнуло яркий луч прямо над горизонтом. Затем пелена растворяется в лунном свете.

Будто слышится вздох какого-то далекого духа. Лишь кое-где проплывает облачко света,

неясное, расплывчатое, словно призрак. Но вот снова облака растут, опять мечут молнии,

опять продолжается эта бесконечная игра. А кругом вечная тишина, потрясающая душу,

как симфония бесконечности».

В Антарктиде Сомов наслаждался ее фантастическими красками в полярный день. В

смертельно опасных ледяных трещинах находил он неповторимую игру красок:

«Выглядит ледяная пропасть страшно и в то же время сказочно красиво. Ее верхняя часть

сверкает голубым светом, который мерцает на всех зазубринах ледяных стен обрыва. Ниже

нежно-голубой цвет переходит в синие тона, а совсем глубоко, в бездонной пропасти

кажется черным».

Как ни был он занят трудом, а все же

наснимал в Антарктике слайды, чтобы дома

показывать родственникам и друзьям.

В Комарово под Ленинградом вечерами он

ходил слушать птичьи хоралы в роще. Бродил

по лесу, подсматривая, как сердитые птицы

гоняют белку по красному стволу сосны.

Любил цветы — много их росло возле его

дома. Перед окном на дереве укрепил

полочку-кормушку и по утрам подсыпал корм

для пестрого птичьего сборища. Весной в его

скворечниках всегда селились скворцы, пели,

сидя на жердочках, выводили птенцов и

улетали.

М. М. Сомов на даче 1971 г. Фото Н. Карасева

Он не успел стать стариком: до последних дней этот стройный, красивый жизнелюбивый

человек казался бодрым, здоровым. Вероятно, он тосковал по работе, по ледяным

просторам. Всегда ходил в порт или пассажирскую гавань встречать возвращающуюся из

Антарктиды родную «Обь».

Его похоронили почти в лесу, вблизи Комарове Надгробьем стал камень из Антарктиды.

Товарищи сказали о нем:

— Ушел в легенду Михаил Сомов...

Таких помнят долго. Наука давно уже стала делом коллективным, но первый шаг всегда

— самый трудный. Шаг в неизвестное. Живет и память о советском ученом, который

трудился на Северном полюсе и не только первым ступил на припайный лед и на выходы

скал в Антарктиде, но й привел туда первый отряд отважных советских исследователей.

Имя советского географа-океанолога Михаила Михайловича Сомова увековечено в

названии моря в Антарктиде, соседствующего с морем Росса и морем Дюмон д'Юрвиля.

Ныне в Арктике и на шестом континенте продолжают свою нелегкую работу младшие

товарищи М. М. Сомова, каждый год пополняется мирное войско ученых-полярников. И

трудится не жалея сил молодая команда научно-экспедиционного судна «Михаил Сомов»,

стремясь высоко нести свое почетное корабельное имя.