Первое адресовано барону Геккерну, которого Пушкин недвусмысленно обвиняет в безнравственности: «Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему незаконнорожденному или так называемому сыну; всем поведением этого юнца руководили вы».
Пушкин категорически обвиняет Геккерна и Дантеса в изготовлении анонимного письма. Заканчивает он беспощадными словами: «Дуэли мне уже недостаточно, и каков бы ни был ее исход, я не сочту себя достаточно отомщенным ни смертью вашего сына, ни его женитьбой, которая совсем походила бы на веселый фарс (что, впрочем, меня весьма мало смущает), ни, наконец, письмом, которое я имею честь писать вам и которого копию сохраняю для личного употребления. Я хочу, чтобы вы дали себе труд и сами нашли основания, которые были бы достаточны для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо…».
Вечером Пушкин знакомит с этим письмом Владимира Соллогуба — как секунданта, ввиду неизбежной дуэли. Он читает ему текст послания с такой страстью, что собеседник не смеет и рта открыть. Соллогуб спешит в дом Владимира Одоевского в Мошковом переулке, где по случаю приемного дня может находиться Жуковский. Все ему рассказывает, и Жуковский немедленно отправляется на Мойку. Каким-то образом он уговаривает Пушкина не отсылать роковое послание.
Второе письмо адресовано Бенкендорфу. О пасквиле и несостоявшейся дуэли. Вновь он отстаивает свою версию: «...Я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Геккерна, о чем считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества».
Письмо не будет отправлено, его потом найдут в бумагах Пушкина. А сам он будет 23 ноября принят Николаем I и пообещает ему больше не драться ни под каким предлогом.
Но для Пушкина это только отсрочка. Ненадолго. Не с Геккернами ему предстоит окончательно выяснить отношения, а с самим собой. Неотмщенная обида разлагает личность, как скажет потом один писатель. Убить в себе личность Пушкин не позволит.
XXXVII
Отвлечься помогает работа, ее предостаточно. «Я очень занят. Мой журнал и мой Петр Великий отнимают у меня много времени: в этом году я довольно плохо устроил свои дела, следующий год будет лучше, надеюсь», — пишет Пушкин отцу в конце декабря. А перед тем с глубоко затаенным сарказмом сообщает семейные новости: «У нас свадьба. Моя свояченица Екатерина выходит замуж за барона Геккерена, племянника и приемного сына посланника короля голландского. Это очень красивый и добрый малый, он в большой моде и 4 годами моложе своей нареченной. Шитье приданого сильно занимает и забавляет мою жену и ее сестру, но приводит меня в бешенство. Ибо дом мой имеет вид модной и бельевой мастерской».
10 января 1837 года — венчание Дантеса и Екатерины Гончаровой. Как фрейлина двора невеста получает подарок от государя. Это денежная сумма, переданная через Наталью Николаевну. Дантесу разрешено не переходить в российское гражданство, а будущих детей крестить не в православную, а в католическую веру.
Пушкин не в состоянии избежать встреч с Дантесом, не может он оградить от него и Наталью Николаевну. Та порой наивно ревнует Дантеса к сестре, не умея этого скрыть. Для Пушкина — мука непереносимая. Дантесу в этой ситуации вольготно, он безнаказанно ухаживает за свояченицей. 23 января на балу у Воронцовых он отпускает во всеуслышание рискованную шутку. Вот какую. У сестер общий педикюрщик, и как бы с его слов Дантес говорит Наталье Николаевне: «Ваша мозоль красивее, чем мозоль моей жены». Это игра слов: имеется в виду не «мозоль» (cor) , а «тело» (corps) . Два французских слова произносятся одинаково — «кор». Сам Пушкин этого не слышит, но молва, конечно, все до него доносит.
Его бесит казарменный каламбур, но что поделаешь: два молодых красивых тела тянутся друг к другу. Флирт не есть супружеская измена, но…
В кругу, где вращаются Пушкины, многие на стороне «бедного Жоржа», его брак воспринимают как жертву и его рыцарское увлечение Натальей Николаевной одобряют. Пушкина, этого «тигра», «грубияна» (а то и «урода»), не любят.
К ситуации подключается государь, советующий Наталье Николаевне быть осторожнее и дорожить своей репутацией. Согласно рассказу Николая I, записанному бароном М. Корфом, в двадцатых числах января Пушкин благодарил царя за заботу и признался: «Я и вас самих подозревал в ухаживаниях за моею женой».
Он знает, что нового поединка не миновать. Выбора нет. Человек-мир выше выбора.
Читать дальше