Алексей Зверев: Мир Марка Твена

За этой подписью — Марк Твен — с 1863 года выходило в свет все, что он печатал. Должно быть, закончив книгу и подписывая ее, он каждый раз вспоминал свои родные места и вольную речную жизнь. И ему хотелось, чтобы в написанном им всегда была частичка этого неповторимого света, глоток воздуха, который при одном воспоминании кружил ему голову ощущением бесконечного счастья.

А настоящая его фамилия была Клеменс. Сэмюэл Клеменс, сын судьи Джона Клеменса из Ганнибала. Точнее, не из Ганнибала, а из деревушки Флорида, где будущий писатель родился 30 ноября 1835 года.

В этой деревушке, вспоминал Твен, «было сто человек жителей, и я увеличил население ровно на один процент. Не каждый исторический деятель может похвастаться, что сделал больше для своего родного города».

Родным городом, впрочем, был все-таки Ганнибал, куда Твена привезли, когда ему не исполнилось и четырех лет. Жителей здесь было много — целых полторы тысячи. Еще больше обитало в Ганнибале бродячих собак и кошек. Сердобольная мать Твена вечно их подбирала и подкармливала.

Между двумя холмами, круто обрывающимися к Миссисипи, налезали друг на друга как попало выстроенные хибары, лачуги, хижины, сараи, склады, дымили лесопилки, тучи мух вились над свалкой неподалеку от боен. Две церкви упирались окнами одна в другую, хозяева двух безнадежно прогоравших гостиниц наперебой расхваливали свои заведения случайному постояльцу, у кузницы впритык стояли фермерские повозки, а на задворках табачной фабрики стайки ребятишек играли в индейцев, в кораблекрушение и в войну.

Весной и осенью городок на несколько дней пустел — все отправлялись на охоту. Медведи и волки отступили в лесную глушь, но олени паслись стадами прямо за окраиной, а караваны перелетных гусей и уток издавна облюбовали окрестные заводи и озера, служа легкой добычей. Порох был дорог, и зря его не тратили. Диких голубей ночами сбивали палкой прямо с веток, предварительно ослепив соломенными факелами.

Нравы здесь были простые, словно и не начинался XIX век с его «золотыми лихорадками», жестокими битвами за место под солнцем и массовым помешательством на деньгах, деньгах, деньгах… В Ганнибале деньги расходовали редко, приберегали до поездки в Сент-Луис или в Новый Орлеан. Расплачивались кто дровами, кто свининой, кто репой и луком или сахаром и мануфактурой. О медицине и не слыхивали, лечились по старинке, домашними средствами, а на крайний случай посылали за фельдшером. Книг, кроме библии, не держал никто, поглазеть на заезжего собирался весь город, и пьяному гастролеру ничего не стоило дурачить этих простодушных провинциалов, неся ахинею и выдавая ее за творения Шекспира. Было две школы, где обучали чтению, письму и закону божьему, — годам к тринадцати образование считалось законченным, о продолжении не помышляли.

По воскресеньям детей в обязательном порядке отправляли в храм, где они слушали проповеди, пели гимны и зубрили наизусть евангельские тексты. Для Сэма это была тяжелая мука. С детства наделенный пылким воображением, он совершенно ясно представлял себе то, о чем вел речь священник: Сатану, протягивающего к нему свою когтистую лапу из-за невыученных заповедей Моисеевых [1] Моисей — библейский пророк; десять его заповедей определяют, как должен поступать человек, чтобы его вера сохранилась во всей чистоте. , серные испарения и полыхающий огонь адских печей, куда его вот сейчас швырнет злорадный искуситель рода человеческого.

Каждый раз после воскресной школы у него случался ночной кошмар. Он с криком выбегал на улицу и отчаянно противился, когда его снова укладывали. Наслушавшись про конец света, он принялся на свой лад готовиться к этому событию. Спал вместе с самыми любимыми своими кошками. Набивал карманы лучшими рыболовными крючками и мраморными шариками.

На всю жизнь он сохранит глубокое отвращение ко всякой религиозности. Церковь он считал первой виновницей всевозможных преступлений против разума, человеческого достоинства и свободы: «В морях невинной крови, которые были ею пролиты, могли бы без помех разместиться все флоты мира». Бесчисленны явные или скрытые насмешки над библейскими легендами и евангельскими назиданиями, рассыпанные по его книгам. Порой он беззлобно подтрунивает — то над Адамом и Евой, такими нелепыми, если из сказок переместить их в реальный мир, то над Сатаной, умным и даже симпатичным джентльменом, хоть под пиджаком он и прячет свой козлиный хвост. Но Твен умел быть и резким. Он не простил церковникам ни креста, которым они освящали истребление туземцев в завоеванных колониях, ни костра, на который взошла одна из его любимых героинь — великая французская крестьянка Жанна д'Арк.