– Мужики, ей Богу не помню, сейчас скажут.
Входит командир:
– Ну, где этот Потласов?
– Я здесь (совершенно убитый).
– Иди сюда.
Патласов опасливо приближается к столу президиума, в зале гробовая тишина. Командир без вступления переходит к сути дела:
– Товарищи офицеры, приезжаю я вчера домой, поздно вечером (это подчеркивает), смотрю – на скамейке сидит какой-то уебас, грязный, в испачканной шинели. Гляжу ближе – Потласов! Увидел меня и варнякает. (Изображает в лицах диалог.) Я ему: «Что ты здесь делаешь?» А он мне: «Я вас жду, поговорить надо!» – и языком не шевелит ни хуя.
После импровизации командира зал взрывается смехом, сильнее всех в первых рядах ржут командирские угодники: пропагандисты и всякое чмо. Командирская импровизация командиру явно нравится, он продолжает изголяться над Потласовым. Тот в ответ только вздыхает с облегчением, на него нисходит просветление, прежде землистое лицо приобретает розовый оттенок, на губах расплывается идиотская усмешка. Командир багровеет, выждав паузу, указывает скрюченным перстом:
– В ПСО его, дурака! Ковалев, немедленно подготовить медицинскую характеристику!
В армии, согласно действовавшим уставам, командир единолично устанавливал степень физического и психического здоровья военнослужащих своей части. Он же утверждал и медицинские характеристики, давал освобождение от службы по болезни. Врач только рекомендовал те или иные меры. Характеристика заканчивалась глубокомысленной, чисто гегелевской фразой: «Неадекватно реагирует на реальную действительность». Здоровым в служебных характеристиках на этом месте писали ещё более идиотскую фразу: «Делу КПСС и Советского правительства предан». На бумагу ставили гербовую печать, и злоупотребившего терпением начальства везли сдавать.
При сдаче в ПСО нередко случались и казусы. Майору Довлетову, замполиту группы, поручили сдать прапорщика-забулдыгу Витьку Кучера, из кубанских казаков. На гражданке он крал в колхозе свиней, пришлось прятаться в армии. Страшный человек. Таких у нас было двое: «Жолдас» (Овчаренко) и этот. Оба выбились в офицеры.
Поутру явился наш замполит забирать того из дому, прапорщик попросил пару минут – одеться, собрать вещи. Заодно предложил хлебнуть холодного пивка, предварительно подлив туда спирта. От халявы и на солнцепеке замполит окосел. Прапорщик посадил его на скамейку, отобрал сопроводительные документы, достучался в отделение и вручил бумаги. Благо, ложиться в госпиталь ходили в гражданской одежде. Двое дюжих санитаров, из солдат, уклонявшихся от военной службы, поволокли замполита вовнутрь. Сделав это гнусное дело, прапорщик вновь предался разгулу и пьянству.
В ПСО существовало негласное правило: каждому поступившему вкалывали лошадиную дозу серы, чтобы знал куда попал. Несколько суток пациент пребывал в горячке, лежал парализованный, привязанный к кровати. Его выставляли на всеобщее обозрение. «Папа» Синицин бывало рассказывал:
– Мы все с упоением ходили смотреть на привязанного в ординаторской, как он, сука, корчится.
Пока замполит «лизал хину», он несколько дней ничего не мог о себе сообщить, будучи приведён в физическую негодность. А когда пришел в себя, все что он говорил, обращалось против него, подтверждая диагноз «алкогольный психоз». В части замполита искали уже неводами. Все было бы шито-крыто, но прапорщик загуляв, тоже впал в состояние алкогольного психоза и начал кого-то душить. Вызвали патруль, из комендатуры сообщили в часть. Там, естественно, эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Сразу смекнули, поехали в ПСО. Точно – мычит наш майор Довлетов. Самое интересное, что завотделением отказался его выписывать: диагноз подтвердился, книга заведена. В ёмкое слово «пациент» вкладывается всё:
– Я лечу человека, а не фамилию.
Майора едва выкупили за спирт, но Логинов наотрез отказался принять прапорщика:
– Какой же он дурак, вы что ребята?
Дело решилось полюбовно: майора перевели в другую часть, прапорщика уволили по истечении срока контракта.
Слабовольных пьяниц, в надежде на обретение семейного счастья в будущем, сдавали жёны. Человека с сильной волей мог сдать только командир части. Согласно советской методике лечения алкоголизма, пациентам давали спиртосодержащие препараты для выработки рвотного рефлекса. Так как спирт был давно выпит, санитары капали в воду одеколон. «Папа» возмущался:
– Я и так от «тройника» рыгаю.
Читать дальше