Гурченко это «внешнее» импровизирует в «Пяти вечерах» виртуозно. Увлеченно, бурно фантазирует. Ей тут же приходили на память какие-то занятные и забавные детали человеческого поведения, подмеченные когда-то. Но был и строгий отбор: все инородное отвергалось, все «родственное» приживалось так, что кажется – героиня и не могла быть иной.
Потом зрителям нужно пройти через эти наслоения, как проходит шахтер скальную породу, – и тогда обнаружатся ценности души. Роль построена на контрастах, а мы не просто встречались с еще одной «кинодевушкой» – мы открывали для себя человека. И чем труднее это открытие, тем радостней, тем больше героиню признавали и любили.
Вот метафоры в рабочих записях Гурченко, относящихся к ее Тамаре из «Пяти вечеров»:
«Мертвая, замерзшая женственность… Неживые, металлические интонации в голосе, железные бигуди в волосах, она ведь даже художественную литературу читать боится, только эпистолярно-мемуарную, чтобы, не дай бог, не наткнуться на чувства, на чувственное…»
Потом, когда забрезжит надежда, Тамара будет постепенно «оттаивать». Никаких ослепительных преображений при этом не произойдет, замарашка не станет принцессой – оставим сказочное сказкам. Уйдут только «окостенелость», «замороженность», глаза и голос станут мягче, они оживут, в них появятся оттенки. Человек без пола, лица и возраста окажется женщиной, которая ждет, дождалась и теперь хочет в это, невероятное, поверить. Тут мы с нею и расстанемся.
«От вашей игры в горле комок встает!» – написала одна из зрительниц. Это счастливое ощущение катарсиса возникает, когда мы разделяем с актрисой труд открытия человека, его внутренней высоты. Да, здесь требуется труд: купив билет, нужно добровольно согласиться на такую работу души, сердца и разума. Наша Атлантида таких зрителей имела в достатке, правда уже и тогда их становилось все меньше.
Любители бездумных зрелищ в штыки приняли, например, комедию «Уходя – уходи», где Гурченко сыграла еще одну «героиню нашего быта». Ее Алиса в этой картине Виктора Мережко и Виктора Трегубовича – персонаж почти эпизодический, но в память западает надолго. Фильм был поставлен по мотивам повести новосибирского писателя Леонида Треера «Из жизни Дмитрия Сулина» – название пародировало эпическую интонацию, и чуть заметный привкус пародии чувствуется во всем строе вещи. Тут не просто ирония, взгляд со стороны, но – самоирония, взгляд в зеркало. Иногда взгляд жестоко трезвый: в этом обычнейшем Дмитрии Сулине мы должны были увидеть собственные слабости.
Но не все любят смотреться в зеркало вот так к себе беспощадно. В письмах, которые в изобилии хлынули в газеты после показа фильма по телевидению, авторов обвиняли в «пропаганде пошлости и разврата». И впрямь, ничего хорошего в этом кино не показывали: герой по наущению жены Алисы пытался продать сапожки, их покупал его начальник и по случаю такого события завлекал Сулина в ресторан; там оба знакомились с соседками по столику, и Сулин в ту ночь дома не спал. Но и «разврата» не получилось, а получились долгие беседы про жизнь на чужой кухне. Сулин был слаб в позициях. Был, правда, нравственно брезглив: не хотел ни спекуляции, ни лизоблюдства перед начальством, но хотел сохранить лицо, только как-то неуверенно. И его постоянно во что-нибудь вовлекали. Пока он не взбунтовался и не дал по башке хаму, за что и попал в милицию, получил пять суток и метлу в руки. И последний в фильме их диалог с женой Алисой происходит через ограду садика, который он метет, – как через решетку. Но Сулин впервые чувствует себя человеком – это его первая победа над собой.
Почти притча, только ее окунули в наш быт. Почти «странствия Одиссея», но слабовольного и нерешительного, – Одиссея, который все собирается «мужчиною стать». Каждый из его поступков-приключений узнаваем, и авторы хотели показать, как важно для человека победить самого себя – пусть в мелочи, но одолеть свою слабость. Все хорошее в нас может проявляться только через поступок, а иначе это вещь в себе, и ни тепло от нее никому, ни холодно.
Гурченко играла Алису, и ей надо было оттенять эту драму души. Алиса – существо страдающее. Она страдает от мужниной неприспособленности: все у него не как у людей. Продать сапоги по цене выше магазинной совестится. Начальника своего не любит, во сне видит начальниковы похороны, нервы совсем никуда. И ночевать не пришел. Что делала в таких случаях нормальная жена в бескомпромиссные советские времена? Шла к тому же начальнику и просила общественность как-то реагировать, как-то воздействовать – вернуть мужа в семью.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу