Валерий Кичин - Людмила Гурченко. Танцующая в пустоте

– Из фильмов, где вы так или иначе затрагивали свою судьбу, уже можно делать сериал: «Аплодисменты, аплодисменты…», «Послушай, Феллини!». Сейчас, на премьере «Пестрых сумерек», из зала вам кричали: нам такие фильмы нужны! Зрители имели в виду качество картины, которое можно определить словом «гуманизм». Но мы с вами уже знаем, что это слово в искусстве стало почти бранным, и прокат именно гуманистические картины регулярно отвергает: «Кому они нужны, слезливые и слюнявые!»

– Я думаю, и здесь помочь может только случай. Российские фильмы вообще не интересуют прокатчиков. Никакие! Они почти никогда не делают нужных сборов. И весьма скромны по бюджетам.

– Картина совсем не производит впечатления бедной.

– Ну а как же! – радуется Гурченко и делает широкий жест рукой, приглашая распознать окружавшие нас «предметы реквизита». – Мы приносили на съемки все свое: мебель, костюмы, утварь. Но с прокатом – да, будут проблемы. Прокат ориентируется только на тинейджеров – это его главная публика.

Слово «тинейджеры» Люся произносит врастяжечку, утапливая «дж» в змеином шипении – почти с издевкой, вкладывая в это понятие все, что противопоказано искусству: попкорн, жвачку, коку и непрестанную болтовню по мобильнику.

– Хотя ведь наша картина – это уже после первых показов стало ясно – собирает людей всех возрастов. Притом что много молодежи. Пока было только три показа – и все прошли с нарастающим успехом…

…В редакции «Российской газеты» ждут приезда Гурченко: у нас премьера ее «Пестрых сумерек». Я встречаю Люсю у подъезда, мы идем по бесконечным нашим коридорам, на подходе к залу уже слышны звуки финальной песни – фильм заканчивается. Едва заслышав мелодию, только что устало-элегичная Люся преображается: начинает идти в ее ритме – уже не походка, а почти танец, потом сует мне в руки пальто и сумку – это теперь лишнее, из милой собеседницы мгновенно становится звездой и на финальных титрах, в луче кинопроектора и под аплодисменты публики появляется на сцене. Это и есть ее жизнь: в шоу не должно быть пауз, в нем нет места усталости, и влетать в него нужно прямо с разбегу – на волне музыки и вдохновения.

– Вся музыка к этой картине написана вами – как это вообще у вас происходит? Плятт в нами обоими любимой комедии «Весна» все объяснял просто: «Сел – задумался – открыл!» Примерно так?

– Вы знаете, у меня ведь не было ни одной роли, где во мне не звучала бы какая-то моя личная музыкальная тема. Пусть даже это фильм совсем не музыкальный – «Старые стены» или «Пять вечеров». Я без этого не могу. Как на съемках «Сибириады» я не могла быть во французском белье и пользоваться духами «Шанель» – только «Красная Москва»! Я так обживаю роль. И в этом музыка имеет решающее значение. Когда-то я пробовала писать песни, меня за это больно били и критики, и профессиональные композиторы. Особенно когда на песенном конкурсе первое место заняла моя песня «Праздник Победы». Пела Маргарита Суворова, зал неистовствовал, а критика обрушилась такая, что нельзя было поднять голову. Я все обиды спрятала на дно души. Но вот однажды мне нужно было в каком-то фильме спеть. Мне принесли семь песен, написанных разными композиторами, – их петь было невозможно. Тогда я и решилась.

– А стихи? Для песен нужны тексты!

– Все – случай, все – неспроста. Очень часто на гастролях в разных городах после концерта мне дарят маленькие книжечки. И в них стихи местных авторов: «Прочитайте – здесь есть о вас и для вас!» И вот девятнадцатилетняя девочка из Ижевска пишет: «Когда судьба бросает шанс, хватай ее, лови…» Или: «Будут светлые дни, будут чудные сны…» – это пишет совсем еще ребенок, ее молодой оптимизм жизнь еще не убила. Читаю и думаю: «Стоп! Это как раз для фильма!» В Вятке мне подарили стихотворение, его написал инвалид, он не мог сам прийти на концерт и попросил друзей передать: «Мой папа тогда был такой молодой, я маленький мальчик с большою бедой…» Это же про нашего героя! Вот так, песня за песней, все и складывалось. А вот уже известная и опытная поэтесса Нелли Векверт: «Отчего так пусто стало? Память, дай былую славу! Время, возврати удачу, – может, все пойдет иначе!» – это уже мои слова! Значит, она уже пережила такое, что и мне близко, понимаете? Вот так, из разных книжек разных авторов и создавалась музыка к фильму.

– И все-таки как она создавалась? Сели за рояль – задумались – открыли?

– А из текстов. Из заложенных в них мыслей. Сначала в голове, ночью. Появляются какие-то куски музыки, потом – колдую-колдую-колдую – они выстраиваются в какую-то общую линию. Потом сажусь к роялю и пытаюсь то, что звучало в голове, сыграть. Потом подключается петербургский композитор Анатолий Кальварский – великолепный аранжировщик, блистательно владеющий вымирающим у нас искусством симфоджаза (он работал с музыкой в фильме «Небесные ласточки» и мюзикле «Бюро счастья»). Он приезжает, и мы обсуждаем, где должны зазвучать скрипки, где нужна или где не нужна «медь». А где рояль – там Олег Аккуратов. К сожалению, показать его талант во всей многогранности было невозможно: он прекрасно поет американский джаз, но там пришлось бы заплатить такие авторские гонорары – всего бюджета нашего фильма не хватит!