Олег Мухин - Pink Floyd - Кирпич к кирпичу

УОТЕРС: Основная конструкция не изменилась. Одни песни сильно изменились, другие — «Don't Leave Me Now», «Is There Anybody Out There?», «Mother» — остались почти такими же, какими они были первоначально.

ЭЗРИН: Настал день, когда мы покинули дом Роджера и отправились в студию. Это было настоящее сотрудничество, каждый высказывал свое мнение и вносил свой вклад. Порой я был очень возбужден. У нас часто возникали стычки, во время которых мы яростно спорили по поводу того, какой должна быть песня, спорили неделями — так как они англичане, а я канадец, мы вели себя по-джентльменски, но никто не уступал. Однако в результате такого вот конфликта — столкновения двух противоположных мнений — песня получалась намного лучше, чем без него.

РАЙТ: Вспоминаю, как в самом начале мы вчетвером спорили по поводу материала.

ГИЛМОР: Просто сидели и спорили. Кто-то говорил: «Это мне не очень нравится», кто-то еще мог сказать так же, и тогда Роджер мрачно смотрел на всех и на следующий день приходил с чем-нибудь совершенно замечательным. Он довольно спокойно относился к нашей критике во время работы над «The Wall», но стал менее терпимым, когда мы работали над «The Final Cut». Некоторые песни — например, «Nobody Home» — появлялись в результате особенно сильной критики, когда он уходил обиженным и на следующий день приносил шедевр. Иногда полезно немного поспорить.

УОТЕРС: Им хочется верить, в силу различных причин, что создание «The Wall» было коллективным сотрудничеством, — ну хорошо, они участвовали в работе, но мы не были партнерами. Это не было сотрудничеством. Не было демократическим процессом. Если у кого-то появлялась хорошая идея, я мог согласиться с ней и использовать, подобно тому как режиссер, снимающий картину, часто выслушивает мнения актеров. Это немного напоминает мне «Скотный двор», где свиньи выясняли, кто из них более равен, чем другие. После того как я ушел из группы, они старались изо всех сил доказать, что это на самом деле вовсе не мое произведение, что мы создавали его все вместе. Ну, это чушь собачья. Это просто вранье, поскольку каждый, кто слышал их теперешние альбомы, понимает, что фактически они не делали их сами, они приглашали других людей. Это же понятно. Я считаю «The Wall» потрясающим произведением, и я действительно горжусь им.

МЕЙСОН: На самом деле было такое ощущение, что над альбомом работает вся группа, — может быть, и не каждый с полной самоотдачей, но, я думаю, большинство групп так работают.

УОТЕРС: Рик вообще не внес никакого вклада, только сыграл странную партию клавишных, Ник сыграл на барабанах с некоторой помощью своих друзей. А Дэйв, да, Дэйв сыграл на гитаре и сочинил музыку к паре песен, однако фактически он не внес больше никакого вклада. Я считаю, Эзрин и я были сопродюсерами — сотрудничество с Эзрином было очень плодотворным, он внес большой вклад, а Дэйв был только указан в качестве продюсера — безусловно, он имел определенное отношение к записи альбома, у него было очень много идей по этой части. Но на самом деле существовал только один лидер, и этим лидером был я.

ГИЛМОР: Роджер, безусловно, являлся одним из основных продюсеров, поскольку это была его идея и он очень хорошо разбирался во многих вещах, связанных с продюсированием. Я всегда был одним из продюсеров альбомов «Pink Floyd», и, несмотря на то что я не слишком много спорил с Роджером относительно стихов, полагаю, о музыке я знал столько же, сколько и другие участники группы или люди, помогавшие нам, и, конечно же, я давал довольно полезные советы. Боб Эзрин отчасти помогал смягчить многочисленные и жаркие споры между Роджером и мной.

МЕЙСОН: Мы искали способ, как улучшить свою работу, и решили, что было бы чрезвычайно полезно пригласить кого-нибудь со стороны. Роджер познакомился с Бобом Эзрином, и нам показалось хорошей идеей пригласить молодого звукоинженера, Джеймса Гатри, к нему в помощники.

ДЖЕЙМС ГАТРИ: Мне тогда позвонил их менеджер Стив О'Рурк и пригласил в свой офис. Он сказал, что группа нуждается в притоке свежей крови, и они слышали мою работу — в частности, «The Movies And Runner». Он отправил меня знакомиться с Роджером, чтобы посмотреть, подойдем ли мы друг другу. Фактически мне не сказали про Боба Эзрина, а Бобу не сказали про меня. Когда мы встретились, мы поняли, что нас пригласили делать одну и ту же работу.

ЭЗРИН: Что касается тех, кто действительно делал этот альбом, когда я впервые к ним присоединился, то среди них царила ужасная неразбериха. Несмотря на титулы, мы все были очень энергичными людьми, каждый со своим подходом к песням, очень упрямыми и находящимися на пике своих творческих карьер, поэтому это были горячие денечки… Думаю, к тому моменту Роджер уже решил, что это будет его проект. Но когда один из участников группы показывает свое превосходство над другими, становится трудно работать вместе, и, я думаю, он чувствовал это — насколько Роджер может вообще что-то чувствовать, — поэтому он ввел в дело меня, полагаю, чтобы я помог ему управлять процессом. Я стал как бы адвокатом произведения, и мне приходилось довольно часто встревать в размолвки Роджера с другими участниками группы, способствуя урегулированию любых споров.