Чарльз Чаплин - Моя биография

«Дорогие мистер и миссис Чаплин!

Я писала вам много писем, но все не решалась их отправить. Мне кажется, что с тех пор, как вы уехали, все пошло не так, как надо. Я сама никогда в жизни ни по ком, кроме, может быть, своих родных, не тосковала так, как по вас. Все получилось как-то неправильно, несправедливо, неразумно, и я просто никак не могу с этим примириться. А теперь мы еще получили печальное известие, которого так боялись, хотя и понимали, что оно может прийти, — ваше распоряжение упаковать все, что возможно. Но это же немыслимо… не может быть… все вещи, которые мы укладывали, были омыты нашими слезами. У меня от горя не перестает болеть голова, — не знаю, как люди могут это выдержать. Пожалуйста, миссис Чаплин, пожалуйста, если только можете, не позволяйте мистеру Чаплину продавать дом. В каждой комнате еще живет особый дух, хотя там и остались теперь одни ковры да занавеси, а у меня такое чувство к этому дому, что я бы никого другого и не впустила сюда. Если бы только у меня самой были такие деньги… но это, конечно, глупо и никакого смысла не имело бы для меня. Если желаете, можно сократить все расходы до предела, но прошу вас, прошу вас, не продавайте дом. Я знаю, что не должна бы вам этого говорить, но не могу с собой совладать, — я ни за что не расстанусь с надеждой, что вы все когда-нибудь вернетесь сюда. Ну а сейчас довольно об этом, миссис Чаплин, я должна вам переслать еще три письма, но мне бы нужно достать конверты побольше размером. Передайте, пожалуйста, всем мой привет и простите, что пишу карандашом, — у меня даже авторучка испортилась.

Получили мы также письмо и от нашего дворецкого Генри. Вот что он писал:

«Уважаемые мистер и миссис Чаплин!

Я давно уже вам не писал, потому что мне, швейцарцу, очень трудно правильно выразиться по-английски. Несколько недель тому назад мне выпало счастье — мне удалось посмотреть картину «Огни рампы». Это был просмотр в частном доме, меня пригласила мисс Рансер. Там было человек двадцать, но единственно, кто мне там оказался знаком, это мистер и миссис Сидней Чаплин, мисс Рансери Ролли. Я сел в уголок подальше, чтобы остаться наедине со своими мыслями. И картина стоила того. Может быть, я смеялся громче всех, но я и плакал горше всех. Это самая лучшая картина из тех, что мне довелось в жизни увидеть. В Лос-Анжелосе ее ни разу не показывали. Правда, несколько пластинок, на которых записана музыка из «Огней рампы», передавали по радио. Какая прекрасная музыка! Когда я ее слышу, она так волнует меня. Но по радио никогда не упоминается имя композитора — мистера Чаплина.

Я был очень рад узнать, что детям понравилась Швейцария. Конечно, взрослым нужно побольше времени, чтобы привыкнуть к чужой стране. Но мне кажется, что Швейцария — одна из лучших стран на свете. Там самые лучшие школы на всем земном шаре и самая старая республика на свете — с 1191 года. Первое августа там — это здешнее 4 июля, День независимости. Там не празднуют этот день, но на всех горных вершинах вы увидите 1 августа огни. В общем, Швейцария осталась одной из немногих мало изменившихся и процветающих стран. Я уехал оттуда в Южную Америку в 1918 году. С тех пор два раза приезжал и отслужил два срока в швейцарской армии. Родился я в Сент-Галлене, в восточной части Швейцарии. В Берне живет мой младший брат, а в Сент-Галлене — другой.

Шлю вам всем мои самые лучшие пожелания.

Все, кто работал у меня в Калифорнии, оставались у меня на жалованье, но теперь, когда я совсем обосновался в Швейцарии, я уже не мог позволить себе продолжать им платить и дальше. Я дал каждому из них в виде выходного пособия чек; общая сумма этих чеков достигала восьмидесяти тысяч долларов. Но Эдна Первиэнс, получив свой чек, однако, оставалась у меня на службе до последнего дня своей жизни.

Подбирая актеров для «Мсье Верду», я подумал, что Эдна могла бы сыграть мадам Гросней — одну из главный ролей. Я не видел Эдну около двадцати лет; контора пересылала ей по почте ее недельное жалованье, и Эдна никогда не появлялась в студии. Впоследствии она призналась мне, что, когда ей позвонили из студии, она не столько обрадовалась, сколько испугалась.

Когда Эдна приехала, ко мне в уборную вбежал Ролли, мой оператор. Он тоже не видел ее лет двадцать.

— Пришла, — крикнул он, и глаза у него сверкали. — Конечно, она уже не та, но выглядит великолепно!

Он сказал мне, что она будет ждать меня на лужайке, перед своей уборной.