Филипп-Поль де Сегюр - Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I

Но Лористон не был принят Александром. Что касается Нарбонна, то он не заметил у русских ни уныния, ни похвальбы. Из всего того, что говорил император, Нарбонн заключил, что там предпочитали войну постыдному миру, однако все же русские будут остерегаться вступить в бой с таким опасным противником и сумеют принести какие угодно жертвы, чтобы затянуть войну и отбить у Наполеона охоту к ней.

Этот ответ, полученный Наполеоном на пике его славы, был оставлен им без внимания. Если уж надо сказать все, то я прибавлю, что один важный русский сановник тоже содействовал заблуждению императора. Думал ли он это в действительности или же только притворялся, но этому сановнику все же удалось убедить Наполеона, что русский император всегда отступает перед затруднениями и неудачи легко подвергают его в уныние. К несчастью для Наполеона, воспоминание об уступчивости Александра в Тильзите и Эрфурте подкрепляло это неправильное мнение!

Наполеон оставался в Дрездене до 29 мая. Наконец, сгорая нетерпением поскорее победить русских и прекратить немецкие изъявления чувств, стеснявшие его, Наполеон покинул Дрезден [12] Выехав из Дрездена, Наполеон осуществил инспекцию главных баз армии, находившихся в Торне, Данциге и Кенигсберге. . В Познани он оставался лишь несколько времени, сколько это было нужно, чтобы понравиться полякам. Он не поехал в Варшаву, так как война не требовала этого, а там он нашел бы только политику. Он остановился в Торне, чтобы осмотреть его укрепления, склады и войска.

Там его ушей достигли жалобы поляков, которых наши союзники беспощадно грабили и оскорбляли, Наполеон обратился к вестфальскому королю [13] Королем Вестфалии был брат Наполеона Жером Бонапарт. со строгими упреками и даже угрозами. Но он понимал, что напрасно расточает их, так как действие его слов теряется среди слишком быстрого движения войск.

Притом же всякая вспышка у него всегда сопровождалась реакцией, и тогда, поддаваясь чувству природной доброты, он всегда сожалел о своей вспыльчивости и даже старался смягчить причиненную им неприятность. Вдобавок он мог сам упрекнуть себя в том, что был причиной беспорядков, так сильно раздражавших его. Если запасов провианта было достаточно и они были хорошо распределены на расстоянии от Одера до Вислы и Немана, то все же не хватало фуража, не так легко перевозимого, и наши кавалеристы бывали вынуждены резать зеленую рожь на корню и снимать соломенные крыши с домов, чтобы доставить корм лошадям. Правда, они не ограничивались только этим; но если дозволяется одно бесчинство, то как запретить другие [14] Большие трудности с продовольствием и фуражом наполеоновская армия начала испытывать уже проходя через Восточную Пруссию. Бесконечные переходы изнуряли солдат, а «гостеприимные» пруссаки, ненавидевшие своих завоевателей, отказывались предоставлять французским солдатам ночлег и еду. Наполеон издал приказ по армии, запрещавший солдатам прикасаться к рационам, находившимся в их ранцах и сухарных сумках, пока войска не переправятся через Неман, и солдаты начали терпеть большие лишения. Неудивительно, что голодные, уставшие и обозленные французские солдаты начали грабить местное население. Даже поборник жесткой дисциплины командир образцового I пехотного корпуса маршал Даву не стал останавливать своих солдат, когда, проходя через Гумбинен, они разграбили город. ?

Из Торна Наполеон спустился по Висле. Грауденц принадлежал Пруссии, поэтому он миновал его. Эта крепость была нужна для безопасности армии. Туда были присланы один артиллерийский офицер и фейерверкеры, будто бы для изготовления снарядов.

Истинная причина так и осталась невыясненной, так как прусский гарнизон в этой крепости был довольно многочисленен и, очевидно, держался настороже. Император, прошедший мимо, больше об этом не думал.

Император снова увидел Даву в Мариенбурге. Этот маршал, из чувства искренней или напускной гордости, признавал своим главой только повелителя Европы. Притом же он обладал властным, упрямым и неуступчивым характером и не сгибался ни перед обстоятельствами, ни перед людьми. В 1809 г., когда Бертье был его начальником, в течение нескольких дней, Даву выиграл битву и спас армию, не послушавшись его. Отсюда возникла между ними страшная ненависть, которая еще усилилась во время мира [15] В начале очередной войны с Австрией в 1809 г. между двумя французскими маршалами Бертье и Даву произошел конфликт. Бертье, временно замещавший Наполеона в качестве главнокомандующего, приказал армии сосредотачиваться в районе Ратисбона, в то время как Даву резко настаивал на передислоцировании частей в район Донауверта. Прибывший из Парижа Наполеон, изучив карту и разобравшись в ситуации, заявил, что в данной ситуации прав Даву, и подверг резкой критике Бертье. Чтобы исправить ошибку Бертье, пришлось приложить немало усилий, в том числе и Наполеону, и Даву (проявившему себя как блестящий тактик) и потребовать чрезвычайного напряжения со стороны войск. Но, в конечном итоге, 22 апреля 1809 г. австрийские войска потерпели поражение в сражении при Экмюле, а маршал Даву к своим многочисленным титулам прибавил еще один — он стал князем Экмюльским. . Но она не вырывалась наружу, пока они жили вдали друг от друга: Бертье жил в Париже, а Даву — в Гамбурге; теперь же война с Россией свела их вместе.