Сразу по окончании «всеобщего побоища» в Париж на Монпарнас потянулись центральные европейцы, скандинавы и русские (белые), вытесненные несколько лет спустя ордами англосаксов. Левый берег {28} 28 Левый берег — район Парижа к югу от Сены, традиционно предпочитаемый студентами, художниками, интеллектуалами, — иначе говоря, парижской богемой.
превратился в настоящую Вавилонскую башню. Были там и французы, но только в качестве декораций, второго плана, и их роль ограничивалась, так сказать, функцией культурной закваски. Париж хватался за чужестранцев и métèques [15] Мете́ков (фр.). Мете́к — исторически — иноземный поселенец в древних Афинах.
и обеспечивал им самое ценное, что может дать город, — образ жизни, немыслимый ни в одной другой точке земного шара.
Хотя, конечно, какие-то деньги все же требовались, потому как нахлебников и приживалов французам хватало. Однако Париж шел на компромисс даже в этом отношении. Обменный курс составлял чуть больше двадцати франков за доллар и восемьдесят пять — за фунт; даже немецкая марка, на которую совсем недавно и поесть нельзя было, не умножив ее в несколько миллионов раз, стоила какие-то франки. Да и сам франк оставался деньгой солидной! Это были времена, когда французы всё считали на су, а в каждом франке их было аж по двадцать. Чашечка кофе и парочка аппетитно похрустывающих croissants [16] Рогаликов, круассанов (фр.).
обходилась всего в несколько су. Уличному нищему можно было запросто подать одно су, не опасаясь услышать негодующее «Je vous emmerde, monsieur» [17] «Чтоб вам пусто было, месье!» (фр.).
. Сотни су — тогда это было где-то около шиллинга — хватало на еду (vin compris) [18] Включая вино (фр.).
, а это позор на головы многих нынешних рестораторов Сохо {29} 29 Со́хо — квартал в центре Лондона, заселенный преимущественно иностранцами. Первыми там обосновались французские протестанты, вынужденные покинуть Францию после отмены в 1685 г. Нантского эдикта. Район Сохо славится французскими и итальянскими ресторанами.
. Короче, деньги еще имели вес, но — увы! — с неба они не падали.
В этот мир в 1930 году и был трансплантирован Генри Миллер. Он сразу же пустил корни в Париже. Кое-какие представления об этом городе Генри получил еще во время своего краткого визита сюда в 1928 году, когда он и Джун, с оттопыренными от обилия долларов карманами, приехали «делать» Европу. Джун была его второй женой, и я познакомился с ней еще в 27-м — год я помню точно, потому как это был год знаменитого полета Линдберга {30} 30 Линдберг Чарльз Огастес (1902–1974) — известный американский авиатор, совершивший в мае 1927 г. первый беспосадочный перелет через Атлантический океан.
, — когда она появилась в Париже в обществе чрезвычайно привлекательной молодой особы по имени Джин Кронски {31} 31 Кронски Джин — подруга второй жены Миллера Джун, с которой та познакомилась в 1926 г. в Гринвич-Виллидже и приютила у себя. Джин представлялась поэтом и художником, выдавала себя за «осколок» династии Романовых. Их жизнь втроем Миллер освещает в романе «дотропического» периода «Прелестные лесбиянки», позднее переименованном в «Одуревший петух» («Crazy Cock») и опубликованном посмертно, в 1991 г. Джин фигурирует в романе под именем Ваня, Джун — Хилдред, Миллер — Тони Бринг. Под именем Стася (Анастасия) Джин появляется в «Нексусе», заключительном томе трилогии «Распятие Розы». В начале 30-х Джин была помещена в психиатрическую лечебницу и, как предполагают, покончила жизнь самоубийством.
. В то время Джун {32} 32 Мэнсфилд Джун — вторая жена Миллера (1924–1934), урожденная Джульетта Эдита Смерч (по отчиму — Смит). Родилась в 1902 г. в Австро-Венгрии, в небогатой галицийской семье, эмигрировавшей в 1907 г. в США. С пятнадцати лет работала платной партнершей в танцзалах Нью-Йорка и в одном из них — танцзале Уилсона на Бродвее — познакомилась с Генри. Псевдоним «Мэнсфилд» она избрала по ассоциации с кладбищем и ее славянской девичьей фамилией Смерч (в переводе — «смерть»). После разрыва с Генри встречались они лишь однажды, в 1961 г. в Нью-Йорке.
уже была замужем за Миллером, но тем не менее представлялась как Джун Мэнсфилд. Она работала «тарифной» партнершей в нью-йоркском танцзале, когда Генри увидел ее впервые и сразу влюбился по уши. Джун принадлежала к одному из тех загадочных типов femme fatale [19] Роковой женщины (фр.).
, что встречаются в некоторых французских романах, — красивая, темпераментная, эксцентричная. Я никогда ее особо не жаловал и понимал, что для Генри это не лучший вариант, да он и сам наверняка был того же мнения. Она провела его через все муки ада, но он был в достаточной степени мазохист, чтобы получать от этого удовольствие. К тому же он был влюблен. Пристрастившись к алкоголю или опиуму, не станешь задумываться о том, какой вред причиняют они организму. Джун была для него гораздо большим злом, чем алкоголь и опиум, вместе взятые. Но он любил. Осмелюсь утверждать, что он и по сей день ее любит, хотя, должно быть, она давно превратилась в беззубую старую каргу. Когда Миллер начал писать, Джун вошла в его книги — он попеременно называет ее то Марой, то Моной, — и я не сомневаюсь, что, распространяясь о связанных с ней унизительных испытаниях, он находил подлинное наслаждение в том, чтобы переживать их заново.
Читать дальше