Сергей Есин: Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

Но Боря слишком хороший редактор: он не только устроил обрамление из пролога и эпилога, но и в качестве эпиграфов везде понасовал цитат из Пастернака и Ломоносова. Не стоит доказывать, что Пастернака я знаю хуже своего редактора, мне это просто ни к чему. Своих студентов я предупреждаю, чтобы они не увлекались эпиграфами. У писателей совершенно другая ученость.

Еще накануне я несколько раз выходил из дома на грохоты петард: кто-то из наших соседей через три или четыре линии отчаянно веселился. А сегодня вечером, когда стемнело, вдруг из домов, как раз с того именно места, где вчера "гуляли", показалось пламя. К счастью, совершенно не было ветра, и горел не дом, а баня. Когда мы с собакой подошли к месту пожара, огонь почти лизал и дом. Приехали пожарные с бочкой воды, протянули брезентовые шланги и, локализовав пожар, затушили огонь. Малые несчастья страхуют нас от больших. Видимо, лучше всего это понимали погорельцы. Они успели вынести из бани баллоны с пивом и хрустальные бокалы и очень философски, сидя в снегу, смотрели на веселый пожар.

3 января, понедельник. Поздно ночью начал читать книгу Умберто Эко "Шесть прогулок в литературных лесах". Я сразу же понял, что это книга для меня, она о читателе, о его работе, о его долге перед писателем. Попутно думаю о том, что литература все больше и больше начинает питаться литературой. Вымысел отощал.

Ездил в Обнинск, купил халат в подарок Лене Колпакову.

4 января, вторник. Плохо спал, потому что вчера допоздна работал, в голове всякие мысли о моем романе.

Утром позвонил В.С., она собирается на диализ. Она тоже плохо спала, заснула только под утром.

Сразу же после завтрака пошел с собакой гулять. Вдоль реки все в снегу, но река не замерзла, в ней только прибавилось воды.

На обратном пути встретил своего соседа Сергея, который пробирался на дачу. Он всегда приезжает только на несколько часов. Так вот Сережа сказал, что в Москве идут жуткие скандалы. Льготники наконец-то опомнились, что принесли им новые законы. В Москве в метро еще пускают по пенсионным удостоверениям, но требуют показать паспорт с московской пропиской. Уже налицо конфликт Москвы и Московской области.

Весь день сидел над первой главой романа. Тотальные переделки Бори я не принимаю, но все его мелкие редакторские уточнения очень по делу. Я сверяю два текста.

Телевидение, не переставая, говорит о катастрофе и цунами в Юго-Восточной Азии, цифры погибших все время увеличиваются и достигают сейчас 150 тысяч. Катастрофа библейская.

Уехал в Ленинград Василий.

5 января, среда. Днем пошел за водой на источник, а потом гулял с собакой. Мы шли с ней по дороге вдоль участков, внезапно Долли пролезла в какую-то дыру в сетчатом заборе и пошла вдоль чужого участка, параллельно мне. Ну, думаю, как она будет отсюда выбираться. Наконец, она уткнулась в забор, тоже из сетки, который огораживает соседний участок. Я продолжаю идти, вернее, уходить от Долли, а она начинает искать дырку в новом заборе. Ее там нет, собака мечется вдоль этого поперечного забора. Долли может догнать меня, если вернется по своим следам, найдет и вылезет именно в ту дырку, через какую она и залезла на участок. Я между тем дошел до угла, повернул и из-за столба со старой, еще прошлогодней, зеленью стал наблюдать за собакой. Нет, она определенно умница. Она, пометавшись, села, подумала, встала и побежала обратно по своим следам. Вылезла из дырки, огляделась и галопом помчалась теперь уже по моим следам. Встреча была очень горячей.

Работал, читал, слушал английский, занимался хозяйством и уборкой.

6 января, четверг. С утра — все продолжаю жить в Обнинске — разбирал старые бумаги в портфеле. Там накапливается: не успевая прочесть вовремя, откладываю, все трамбуется, превращается в гумос. В том числе достал и просмотрел газету, малоформатную, естественно, "Московский литератор", еще аж за октябрь месяц. Начал со статьи В.И.Гусева "Герой" о состоявшейся у нас в Литинституте конференции, посвященной100-летию со дня рождения Николая Островского. Я же ее и открывал. Но я совершенно по-другому и толкую, и вижу все события. Меня в тот момент волновало чувство литературной справедливости, понимание значения этого писателя для русской литературы. Это мероприятие я затеивал — с подачи, правда, и по инициативе В.П. Смирнова, который тоже удивительно точен и не стреляет холостыми — еще и потому, чтобы тем засранцам-писателям и литературоведам, что раньше все вились вокруг революционно-героической тематики, а сейчас, кроме Набокова и Гумилева, никого не замечают, стало хоть немножко не по себе. Но Гусев-то здесь нашел примечательную общественную тенденцию. "Произошло то, что и должно было произойти: "публика" (народ!) соскучилась по этому самому Герою. Надоели антигерои, маленькие люди, мужчины-бабы, женщины вместо мужчин, самокопатели, себялюбцы-нытики, славолюбцы без причин для славы, таланты без мужества и без таланта и так далее. Нужен Герой. Он нужен морально, рационально, эмоционально и, если угодно, биологически". Дальше — совершенно замечательные пассажи о том, как "русские Герои шли друг против друга…. Телегин против Рощина, Мелихов против Турбиных, Тухачевские против Колчаков".