Владимир Воропаев - Однажды Гоголь… Рассказы из жизни писателя

Некоторые из писателей, в том числе Петр Александрович Плетнев, которого Гоголь знал тогда еще только по имени, получили по экземпляру его поэмы; но автор не обозначил, от кого была прислана книжка. Он как бы спрятался за своим псевдонимом и ждал, какие будут отзывы о его поэме. Но знакомые молчали или отзывались о «Ганце…» равнодушно, а критик Николай Полевой прошелся по нему в своем журнале насмешкой, от которой сердце юноши-поэта невольно исполнилось скорбью. Он понял, что стихи – не его род сочинений, и отправился со своим верным слугой Якимом по книжным лавкам, где отобрал у книгопродавцев экземпляры книги и сжег все до одного.

Известно, что Гоголь по нескольку раз переписывал свои произведения, каждый раз внося в текст существенные исправления и добавления. Поэт и переводчик Николай Васильевич Берг в своих воспоминаниях приводит слышанное им самим от Гоголя поучение, как надо писать. «Сначала нужно набросать все как придется, хотя бы плохо, водянисто, но решительно все, и забыть об этой тетради. Потом через месяц, через два, иногда более (это скажется само собою), достать написанное и перечитать: вы увидите, что многое не так, много лишнего, а кое-чего и недостает. Сделайте поправки и заметки на полях – и снова забросьте тетрадь. При новом пересмотре ее новые заметки на полях, и где не хватит места – взять отдельный клочок и приклеить сбоку. Когда все будет таким образом исписано, возьмите и перепишите тетрадь собственноручно. Тут сами собой явятся новые озарения, урезы, добавки, очищения слога. Между прежних вскочат слова, которые необходимо там должны быть, но которые почему-то никак не являются сразу. И опять положите тетрадку. Путешествуйте, развлекайтесь, не делайте ничего или хоть пишите другое. Придет час – вспомнится заброшенная тетрадь: возьмите, перечитайте, поправьте тем же способом, и когда снова она будет измарана, перепишите ее собственноручно. Вы заметите при этом, что вместе с крепчанием слога, с отделкой, очисткой фраз – как бы крепчает и ваша рука; буквы становятся тверже и решительнее. Так надо делать, по-моему, восемь раз. Для иного, может быть, нужно меньше, а для иного и еще больше. Я делаю восемь раз. Только после восьмой переписки, непременно собственною рукою, труд является вполне художнически законченным, достигает перла создания».

Екатерина Александровна Хитрово, одесская знакомая Гоголя, передает сказанные им слова: «Если мысли писателя не обращены на важные предметы, то в нем будет одна пустота. Надобно любовью согреть сердца; творить без любви нельзя… А что без любви написано, то холодно. Иногда бывает самодовольство: делаешь что-нибудь хорошо, доволен собою, а после увидишь, как недостаточно…»

Тот же Берг вспоминал, как однажды на вечере у одного из московских литераторов кто-то из гостей, несмотря на принятое всеми знавшими Гоголя правило не спрашивать его ни о чем, особенно о сочинениях и литературных замыслах, не удержался и заметил ему, что это он смолк: ни строки, вот уже несколько месяцев сряду… Ожидали простого молчания, каким отделывался обычно Гоголь от подобных вопросов, или ничего не значащего ответа. Николай Васильевич грустно улыбнулся и сказал: «Да! Как странно устроен человек: дай ему все, чего он хочет, для полного удобства жизни и занятий, тут-то он и не станет ничего делать; тут-то и не пойдет работа!» Потом, помолчавши немного, он рассказал следующее:

«Со мною был такой случай: ехал я раз между городками Джансано и Альбано, в июле месяце. Среди дороги, на бугре, стоит жалкий трактир, с бильярдом в главной комнате, где вечно гремят шары и слышится разговор на разных языках. Все проезжающие мимо непременно тут останавливаются, особенно в жар. Остановился и я. В то время я писал первый том Мертвых Душ, и эта тетрадь со мною не расставалась. Не знаю почему, именно в ту минуту, когда я вошел в трактир, захотелось мне писать. Я велел дать столик, уселся в угол, достал портфель и под гром катаемых шаров, при невероятном шуме, беготне прислуги, в дыму, в душной атмосфере, забылся удивительным сном и написал целую главу, не сходя с места. Я считаю эти строки одними из самых вдохновенных. Я редко писал с таким одушевлением».