Памела Трэверс - Московская экскурсия

— Он был суеферный и нефезучий.

Бедняга, именно так и было. Впрочем, не удивительно: все подковы были повернуты неправильной стороной!

Исаакиевский собор превращен в антирелигиозный музей. Что ж, варварский decor отлично подходит для этой новой задачи. Директор-фанатик (каждый второй в России — директор чего-нибудь) воздвиг пирамиду доказательств того, что Бога не существует. Он демонстрировал нам орудия церковных пыток и мумифицированные тела пастухов и дровосеков — бесспорное свидетельство того, что не надо быть святым, чтобы после смерти сохраниться в отличном состоянии на многие века; а также фотографии священников, благословляющих царских военачальников, правда, мы так и не поняли, с какой целью, поскольку его английский был скорее ближе к русскому. Наконец, настал черед самого главного доказательства — свисающего из огромного купола маятника: когда тот, покачавшись с минуту, постепенно отклонился от своей оси, голос Директора сорвался на крик. Мы узнали, что Библия считала землю плоской, но Галилей, Коперник и другие ученые на основе простого опыта доказали: она круглая — ergo, Бога нет. Вряд ли можно представить себе место, более взывающее к слепой истовой вере, чем эта экспозиция. Очевидно, Советы озабочены не столько атеизмом, сколько тем, как бы, свергнув одного Бога, превознести другого — Человека — и утвердить идеальный Рай здесь и сейчас, Небеса на земле, Ленин как икона, и хор ангелов Коммунистической партии. Нет народа более исконно религиозного, чем русские, — просто ныне они обратили свою веру в новом направлении.

(Первый Профессор считает, что все гораздо сложнее.)

Нам положено путешествовать вторым классом в жестких вагонах (признаюсь: «жесткий» — слишком мягкое определение для этого), поэтому в городе мы разъезжаем на трамваях. Они всегда переполнены так, что часть пассажиров висит на подножке. Тем, кто стоит на верхней ступеньке — повезло, другим приходится цепляться за их талии, отчего кажется, будто трамвай обвешан огромными серыми виноградными гроздьями. (На самом деле все они землистого цвета — глиняные люди, только-только сотворенные из болот и степей. Если добавить цвета в их беспросветную тусклость, мужчины, может, и были бы красивы, но женщины, коренастые и коротконогие, в большинстве своем красотой не блещут (впрочем, не мне судить).)

Зато женщины крепче и сильнее толкаются в трамваях. Они лучше для этого приспособлены. В России существует правило, что любой пассажир, даже если ему ехать всего одну остановку, должен зайти в трамвай сзади и потом продираться сквозь переполненные вагон, чтобы (если останется жив) выйти с другого конца. Женщины расчищают себе путь, отчаянно толкаясь бедрами, и море каким-то чудом расступается.

Эх, как бы прекрасно было разъезжать на дрожках! Но нам выдали всего шесть с полтиной рублей за фунт, а самая короткая поездка стоит десять рублей.

Я встретилась с Т. [4] Видимо, описана встреча с Хубертом Батлером — близким знакомым Трэверс (см. Комментарии переводчика ). Вчера вечером он пришел в гостиницу, забрал меня (а заодно фунтовую головку сыра и три лимона) и отвел в гости к 3. [5] Возможно — Николай Михайлович Архангельский (см. Комментарии переводчика ). Вы помните его по Кембриджу? Русский антикоммунист? Т. живет у него. Комната красивая: настоящая печь, большие скрипучие стулья, мягкие от старости; на диване, обитом пестрым сатином, валяется пара ботинок; прислуга Аннушка улыбается настоящей искренней улыбкой. Вы бы видели, как я оттаяла! У меня даже уши покалывало, так радостно было вновь услышать настоящую беседу. Мужчины расположились на диване и стульях. Они смеялись! Мед, желтый и липкий, как ириска, и такой же тягучий! Вино в бутылке! Белый хлеб!

Пришел молодой поэт [6] Возможно — Андрей Николаевич Егунов ( см. Комментарии переводчика ). и прочитал по-русски длинное стихотворение об Аспасии, а 3. и Т. переводили его. На слух — звучит хорошо. Однако стихотворение невозможно опубликовать, потому что это не пропаганда. Какая польза от Аспасии Советскому государству? Отрубить ей голову!

Сегодня утром Т. снова явился вместе с поэтом и еще одним русским средних лет — высоким, рыжеватым, с маленькими голубыми глазками. Я вновь завела разговор, который оборвался накануне. Но поэт на этот раз держался скованно. «Это неважно. Я хотел бы писать агитационные стихи, воспевать Мировое Государство Советов». У меня глаза на лоб полезли.