Федор Раззаков - Девять женщин Андрея Миронова

«Мы сидели в парке на скамейке во время обеденного перерыва. Андрюша в костюме Фадинара прилег, положив голову на колени моей будущей жене. У меня на голове красовалась та самая соломенная шляпка, из-за которой и снимался этот фильм. Голуби занимались любовью в метре от нашей скамейки. Ирочка, как мне показалось, была несколько шокирована их беспринципностью. Андрюша, напротив, комментировал и давал советы. Я играл застенчивость.

– Ханжа! – подытожил Андрей и, легко вскочив со скамейки, быстро пошел на съемочную площадку, откуда в мегафон сообщили, что обед закончен…»

Шестнадцатого октября в прессе появились Указы о присуждении высоких званий сразу нескольким работникам Театра сатиры (к его 50-летию). Так, главный режиссер Валентин Плучек был удостоин звания народного артиста СССР (первой, как мы помним, из «сатировцев» этого звания была удостоена Татьяна Пельтцер), а звания заслуженных артистов РСФСР получили: Андрей Миронов, Александр Ширвиндт, Ольга Аросева, Михаил Державин, Виктор Байков, Зоя Зелинская, Юрий Соковнин.

Между тем публика, приходившая в Театр сатиры и видевшая Миронова на сцене легким и изящным, даже не догадывалась, какие страсти бушуют в его личной жизни. По злой иронии судьбы, именно в дни, когда Миронову было присуждено звание заслуженного артиста РСФСР, распался его брак с Екатериной Градовой. Причем распался некрасиво, со скандалом. Это было тем более обидно, что в ноябре этому браку должно было исполниться три года. Увы, не сложилось…

Виновником случившегося оказался наш герой. Он возобновил свой роман с актрисой из своего же театра Ниной Корниенко, о чем некий «доброжелатель» немедленно сообщил Градовой. Причем последней было сообщено не только имя разлучницы, но и адрес, где влюбленные встречаются (Корниенко жила по соседству с Театром сатиры – на Садовом кольце, в доме, где на первом этаже располагался магазин «Океан»). И Градова, переполняемая жаждой разоблачения, дождалась очередной такой встречи и стала звонить в дверь квартиры, где находились «голубки». Но те не открывали. Согласно легенде, Градова просидела… всю ночь на лестнице, дожидаясь своего благоверного. А когда под утро он выпорхнул из дверей, то наткнулся на свою супругу. Свидетели потом якобы утверждали, что шум стоял вселенский: женщины мутузили друг друга изо всех сил, а сам виновник случившегося счел за благо ретироваться. Что вполне объяснимо: новоиспеченный заслуженный артист республики не мог себе позволить стать посмешищем в глазах обывателей.

Поскольку этот случай был не первым у Миронова, ни о каком возвращении в лоно семьи речи уже не шло – Градова потребовала от мужа, чтобы он убирался на все четыре стороны. Что он и сделал, прихватив с собой только одежду и коллекцию джазовых грампластинок, которой он дорожил больше всего на свете. И когда он явился в таком виде в родительский дом, у тех его приход вызвал разные чувства. Если отец только облегченно вздохнул (он давно говорил, что Миронов и Градова – не пара), то мать схватилась за сердце: «Боже, ты же потерял квартиру!» Это была сущая правда: двухкомнатный кооператив на улице Герцена остался за Градовой и дочерью. Однако Миронов об этом нисколько не жалел, поскольку важнее всех благ на свете для него была свобода. А ее-то он как раз и получил. Много лет спустя Е. Градова так будет оценивать свое расставание с Мироновым:

«В силу молодости, недооценки некоторых ценностей, влияний снаружи мы не смогли сохранить семью. Виню я только себя, потому что женщина должна быть сильнее. Гордость, свойственная обездуховленности, помешала мне мудро увидеть ситуацию, объясняя некоторые сложности семейной жизни особым дарованием своего мужа, его молодостью. Развод не был основан на неприязненных чувствах друг к другу. Скорее всего, он проходил на градусе какого-то сильного собственнического импульса: была затронута самая важная для обоих струна. Мы ждали друг от друга чего-то очень важного… Тут бы остановиться мгновению, оставив любящих наедине: с Богом и с собой. Но жизнь бурлила, предлагая свои варианты, выходы и модели…»

Тридцать первого октября Театр сатиры отправился на гастроли в Италию. Это была первая поездка этого театра на Запад, что ясно указывало на отношение властей к труппе – раз уж разрешили съездить в Италию (а раньше дальше Болгарии никуда не выпускали), значит, доверяют. Однако Плучек взял туда не всех – только тех, кто был с ним в хороших отношениях. Миронов к этому числу относился, да и как без него – все-таки премьер театра! К тому же Плучек был счастлив, узнав, что Миронов ушел-таки от Градовой, и хотел, чтобы его любимый артист хоть на время забыл о своих личных проблемах вдали от родины.