Как и величайшие из его достижений в науке, его политическая преданность пацифизму сводилась к вере, основанной на «инстинктивных чувствах»: «Например, – говорил он, – меня просто переполняет чувство того, что убивать людей омерзительно». В 1929 году он совершил своеобразный подвиг ученого, сильно расстроив как защитников «права Германии на войну», так и тех, кто считал, что бряцание оружием – единственный способ войну предотвратить. Эйнштейн заявил: «Я безоговорочно отказываюсь от несения какой бы то ни было военной службы, прямо или косвенно, вне зависимости от того, что я чувствую по поводу той или иной войны».
К 1931 году он называл себя «воинствующим пацифистом», поскольку был убежден, что единственный способ остановить войну – это всеобщий отказ людей воевать. Однако превращение Гитлера из саркастического экстремиста в канцлера Германии в 1933-м изменило мир и заставило Эйнштейна пересмотреть свои взгляды. И тем не менее он оставался искренне предан самому понятию пацифизма, как он объяснил на радиостанции Объединенных Наций в 1951 году:
Полагаю, что Ганди со своими взглядами был самым просвещенным из всех политических деятелей наших дней. Всем нам следует поступать в его духе: бороться за правое дело не насилием, а неучастием в том, что сами считаем злом.
И все же когда Гитлер, придя к власти, запустил свою государственную машину страха, особенно свирепо расправлявшуюся с евреями, Эйнштейн осознал, что в определенных обстоятельствах пацифизм – не панацея. В 1954 году он объяснил писателю Герберту Фоксу, как именно он скорректировал свое мировоззрение:
Я всегда был пацифистом, то есть отказывался признавать военную силу как средство для разрешения международных конфликтов. Однако я полагаю, что цепляться за этот принцип безоговорочно было бы неразумно. Исключение должно делаться в случае, если враждебная сила угрожает какой-либо нации полным уничтожением.
Лицом к лицу с гитлеризмом он заявлял, что военная служба может быть поставлена «на службу европейской цивилизации», а в 1948 году написал членам Лиги военного сопротивления (учрежденной в начале 1920-х как ответ на Первую мировую войну), что отказ от военных действий «слишком примитивен» как универсальный подход.
Еврейский геноцид – преступление, которое Эйнштейн не смог простить Германии никогда. В 1933 году он отказался от немецкого гражданства во второй раз, а 11 лет спустя прокомментировал трагедию варшавского гетто и гибель более 300 тысяч человек следующими словами: «Немецкий народ в ответе за эти массовые убийства и должен быть наказан как нация».
Год спустя его позиция отнюдь не смягчилась – в беседе со своим немецким другом Джеймсом Франком (нобелевским лауреатом 1925 года) он заметил, что Германия совершила убийство миллионов мирных граждан по тщательно подготовленному плану. «Дай им волю – они бы сделали это снова, – добавил он. – В них нет ни чувства вины, ни раскаяния». После того как нацисты приговорили его работы к сожжению, Эйнштейн сразу после войны свершил свою маленькую месть – наложил запрет на издание своих книг в Германии.
В шоке послевоенных лет взгляд Эйнштейна на перспективы человечества стал крайне пессимистичен. «Война будет всегда, пока жив человек», – заявил он в 1947-м. Теперь, более чем когда-либо, он был убежден, что система контроля над государством нуждается в капитальной реконструкции, иначе надежды нет. Он все более настойчиво продвигал идею о наднациональном парламенте «с настоящими зубами» – межправительственной организации, которая, как предложил он в том же году, «имела бы достаточно законодательной и исполнительной власти для сохранения мира». Она должна действовать как международная полиция, выполняя при необходимости функции международного трибунала. Иначе говоря – выступать той всеобщей силой, которой каждая отдельно взятая страна подчинялась бы беспрекословно, не увиливая от ответственности за свои действия. К его глубокому разочарованию, ни Лига Наций (созданная на пепелище Первой мировой), ни ООН (учрежденная после Второй мировой) не получили должного «мускула», чтобы преуспеть в достижении этой цели. Учитывая историю компромиссов, к которым слишком часто прибегала ООН в угоду той или иной государственной власти, нельзя не согласиться с тем, что его опасения были, увы, не напрасны.
Несмотря на все его добрые намерения, за преданность идее «всемирного парламента» Эйнштейна постоянно обвиняли в «безнадежном идеализме». И, возможно, не без оснований. Хотя кто-кто, а этот человек прекрасно понимал всю опасность национализма в принципе, и особенно – в ядерную эпоху. С его точки зрения, «безнадежность» как раз таилась в отрицании идеи глобального федерализма. Как заявил он журналистам сразу по окончании Второй мировой войны, «Единственное спасение для нашей цивилизации и человеческой расы – в создании мирового правительства».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу