Петр Стегний - Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг.

«Tout le monde veut mener cette femme» [17] Все хотят управлять этой женщиной (фр.) — здесь и далее переписка Екатерины с бароном Черкасовым приводится по рукописи директора московского Главного Архива МИД барона Ф. Бюлера «Correspondence inédite de Catherine II avec le baron Czerkassow, recqueillie et commenté par son arrière petit fils le baron Théodor Bhûler» — ГАРФ, ф. 728 «Рукописные материалы библиотеки Зимнего дворца», оп. 1 ч. 1, д. 212. При публикации («Русский Вестник» 1870–71 гг.) статьи Ф. Бюлера «Два эпизода из царствования Императрицы Екатерины II» в текстах писем Екатерины сделаны значительные опущения. , — возмущалась Екатерина в письме барону Черкасову, отправленному навстречу ланд-графине в Ревель. Эту деликатную миссию доверили Черкасову, потому что он был другом Орлова и, следовательно, врагом Панина, место которого во главе Коллегии иностранных дел одно время пытался занять.

Черкасову было строго-настрого предписано, что ланд-графиня «должна слушаться только саму себя» и стараться о том, чтобы «loin de diviser les ésprits elle les réunisse» [18] Не разъединяла, а соединяла помыслы тех, с кем встретится в Петербурге ( фр. ). .

Черкасов выполнил порученную ему миссию с блеском. «Elles n’ont pas un extérieur frappant» [19] Их внешность не особенно выразительна ( фр. ). , — с легкой развязностью сообщал он Екатерине первые впечатления от гостей из далекого Гессен-Дармштадта. И далее: «Pr. Amélie est jolie a un beau teint et de belles couleurs, les cheveux bruns, grande comme sa mère, bien faite, fort polie, fort douce. La pr. W. est plus petite, pas si bien faite, des yeux à fleur de tête, le visage saillant, n’est pas si jolie que l’aîneé, plus blonde qu’elle, un teint échauffé peut-être par le voyage, a un faux air de Pr. Prozorovski, lieutenant-general, d’ailleur fort polie, mais fort resevée, très attachée à sa mère. La Pr. Louise sera fort jolie, si je ne me trompe pas» [20] Пр. Амалия красива, имеет хороший цвет лица, брюнетка, того же высокого роста, что и ее мать, хорошо сложена, очень вежлива, очень приятна в обращении. Пр. В. (Вильгельмина — П.С.) меньше ростом, не так хорошо сложена, глаза того же цвета, что и волосы, лицо лоснящееся, не так красива, как старшая, более светловолосая, цвет лица красноватый, возможно, разгоряченный путешествием, выражение его — фальшивое, как у генерал-лейтенанта кн. Прозоровского, впрочем, очень привязана к матери (фр.) . Пр. Луиза будет более красива, если я не ошибаюсь. . И наконец: «Le dirai’je, Madame? Par le visage elle ressemble un peu Mons. le Grand Duc» [21] Осмелюсь ли сказать, Ваше величество? Лицом она немного похожа на господина Великого князя (фр.) — ГАРФ, ф. 728, оп. 1 ч. 1, д. 212, л. 154–155. . Забегая вперед, скажем, что Черкасову в то время, кстати, президенту Медицинской коллегии, удалось проникнуть в самую суть непростого характера будущей супруги наследника российского престола. Благодаря ему, знаем мы и то, что в жены сыну Екатерина выбрала самую некрасивую из гессен-дармштадтских принцесс.

Впрочем, мы, кажется, отвлеклись.

Павел ожидал приезда невесты в сильнейшем волнении. Он почему-то был убежден в том, что не понравится гостьям из Германии. Всё, однако, обошлось как нельзя лучше. 15 июня князь Григорий Орлов встретил ланд-графиню и ее дочерей на подъезде к Гатчине, где их уже ждала Екатерина, пожелавшая таким образом избежать неловкостей официального приема. В окрестностях Царского Села, куда приехавшие направились из Гатчины, их ожидал великий князь со своим воспитателем Никитой Ивановичем Паниным.

С первого взгляда молодые люди понравились друг другу, и три дня спустя, 18 июня, Екатерина просила у ланд-графини от имени Павла Петровича руки принцессы Вильгельмины. Согласие было дано незамедлительно. 15 августа, после миропомазания принцессы, принявшей в православии имя Натальи Алексеевны, было торжественно отпраздновано обручение.

Важная деталь. Обязательное условие русского двора о перемене религии немецкими принцессами, выходившими замуж за русских великих князей, никогда не казалось Европе делом бесспорным и безупречным в нравственном отношении. Вольтер в переписке с Екатериной — случай редкий, едва ли не единственный — не удержался от соблазна съязвить насчет «натализации» дармштадтской принцессы (из Вильгельмины в Наталью). Отповедь, последовавшая из Петербурга, по тону была резкой, по существу двусмысленной (глубокая внутренняя связь между лютеранством и православием). Впрочем, для Екатерины, в свое время также сменившей веру, тема эта оставалась, надо полагать, непростой.

Ассебург, кстати, при переговорах в Дармштадте, по-видимому, не совсем четко разъяснил требования Екатерины относительно смены религии избранницей Павла. Во всяком случае ланд-граф Людвиг включил в состав свиты своей жены президента дармштадтских земельных коллегий Карла фон Мозера, поручив ему договориться в Петербурге, чтобы дочь его осталась лютеранкой. Однако попытки Мозера выполнить данное ему поручение успеха не имели. Он с горя заболел, бормоча о «ненужности своей поездки с самого начала».