Владимир Демьянов - Геометрия и Марсельеза

Насколько просто и ясно излагал свой метод Гаспар Монж и в своих лекциях, можно видеть из высказывания Лагранжа, который после одной из них сказал: «Не слыхав Монжа, я и не знал, что хорошо знаю начертательную геометрию».

О популярности лекций Монжа й его замечательного трактата свидетельствуют многие высказывания современников. Но пришла эта популярность не в то время, когда геометр жил в Мезьере, а много лет спустя. Нам пришлось забежать вперед, чтобы показать, насколько важный вклад в науку сделал репетитор математики, трудясь в полном одиночестве над искусством резки камней в небольшом провинциальном городе.

Обладая необычайно развитым пространственным воображением, глубокими познаниями в различных областях и незаурядными способностями к изобразительному искусству и инженерной графике, Монж рационализировал шаг за шагом приемы геометрических построений, уточнял правила, подводил под них теоретическую основу. Предложенная им рациональная техника работы, чрезвычайно удобная и экономная, позволила унифицировать чертежи, привести их к единым способам построения. Теперь уже небольшой комплекс уточненных и взаимно согласованных на новой методической основе правил не представлял особой сложности для изучения. Единожды усвоив метод работы, можно было применять эти правила безошибочно…

В истории геометрической науки произошло событие чрезвычайное. Его ждали и в то же время будто бы уже и не ждали. Вторжения в эту область знания разных умов с разных сторон заметного успеха давно не приносили. Не случайно Лагранж в письме Д`Аламберу еще в 1781 году писал: «Я думаю, что шахта становится слишком глубока и что ее придется рано или поздно бросить, если не будут открыты новые рудоносные жилы. Физика и химия представляют ныне сокровища, гораздо более блестящие и более легко эксплуатируемые; таким образом, по-видимому, все всецело обратились в эту сторону, и, возможно, что места по геометрии в Академии наук сделаются когда-нибудь тем, чем являются в настоящее время кафедры арабского языка в университетах».

А между тем прощаться с геометрией было рано. В обветшалой уже шахте Монж нашел богатейшую жилу. Неустанно ее разрабатывая в провинциальном городке «без руководителя и образца», как говорили прежде о создании Монжем пожарного насоса, он вернул геометрии в эпоху повального увлечения анализом именно ее, чисто геометрическую суть, обогатил древнюю науку новыми идеями и заставил засиять новыми красками. Перед нею раскрылись необычайно широкие перспективы.

«…После почти вековой остановки, — писал геометр и историк этой науки М. Шаль, — чистая геометрия обогатилась новым учением — начертательной геометрией, которая представляет необходимое дополнение аналитической геометрии Декарта и которая, подобно ей, должна была принести неисчислимые результаты и отметить новую эпоху в истории геометрии. Этою наукой мы обязаны творческому гению Монжа».

Казалось бы, успех необычайный…

Триумфальные поездки по европейским столицам, блистательные доклады во всех научных центрах мира, почетное членство зарубежных академий, всемирная слава — все это вполне могла нарисовать пылкая фантазия Монжа, который, конечно же, хорошо понимал значение того, что он совершил.

Выполнена работа гигантская, найдены пути невиданные, причем нашел их не Эйлер, Гюйгенс или Ньютон, не другой подобный им «гигант, стоящий на плечах гигантов», а безвестный репетитор двадцати лет от роду. Было от чего вскружиться голове. Но фантазия не рисовала Монжу блистательных поездок по Европе. И это хорошо, ибо как ни велика честь быть создателем новой науки, никакого триумфа не было. Его если не отменили, то отложили на многие годы начальники Монжа по Мезьерской школе, усмотрев особую важность нового метода для фортификации, для военного дела, а вероятнее всего — для повышения престижа своей школы.

Пусть остаются иностранцы при своей несчастной рутине, пускай строят ощупью, воздвигают, ломают и перестраивают свои сооружения, пусть, наконец, если не преуспеют в этом, терпят военные поражения. Нам ли помогать им, нам ли вооружать их новейшими научными методами! — так решило руководство школы. Метод Монжа закрыли, засекретили, обязав автора ни письменно, ни устно не разглашать свое открытие.

О новом методе познания, а главное, о новом универсальном инструменте, данном наукой в руки инженера, конструктора, создателя машин, не говоря уж о своем личном авторстве, Монж принужден был молчать. Но не именем своим был озабочен Монж и не оскорбленное самолюбие в нем говорило, когда ему запретили пропагандировать свой метод. Ученый был убежден, что начертательная геометрия должна стать одним из главных предметов народного образования, ибо, как он говорил, «даваемые ею методы нужны мастерам своего дела не меньше, чем чтение, письмо или арифметика».