Вера Хоружая - Письма на волю

И сразу она как-то стала такой близкой, такой родной, несмотря на то, что Минска, откуда она была прислана, мы и в глаза не видели. Никогда не видали и не знали и писавших в «Смене» С. Климова, М. Шейрмана и других, несмотря на то, что о нас, читавших, там не было ни одной строчки. Бережно, аккуратно складывали газету, прятали, спорили, кому держать ее, потом разворачивали, опять читали и с нетерпением ожидали второго номера.

В. Хоружая

Газета «Красная смена», 5 мая 1923 г.

Октябрьский праздник. Третья годовщина. Торжественные собрания, митинги, масса народу. А над городом, словно беспокойные птицы, носятся вести. Одна нагоняет другую:

— Заняли Давид-Городок. Захватили Туров. Уже в Лельчицах…

«Они» не наступали. Это нельзя назвать наступлением. Они как бы перепрыгивали через десятки верст.

Всю ночь не смыкаем глаз. Клуб — это штаб. Кто только умеет держать винтовку — в отряде. Несли караул, упаковывали дела исполкома и его отделов, дежурили у телефона.

Эвакуируется лишь часть комсомольской организации, только те, кто ничем при защите города помочь не может.

Еще два-три напряженных, тревожных часа — и вдруг:

— Балаховцы в трех верстах от города!

Улицы — клокочущий, стремительно несущийся поток людей. Не под мостом через Припять, а на мосту шумят и вздымаются волны гонимой диким ужасом массы. Напрасно пытаются комсомольцы остановить толпу обывателей, пропустить через мост сначала подводы с патронами и снарядами. Где там! Нет силы, которая могла бы остановить человеческую массу.

А стрельба все ближе, ближе. Ужас растет, ширится. На станции, один за другим, подают поезда. Их мало, на всех не хватает…

Поехали. В вагонах тесно, но все счастливы, что и так уселись. Тревога не улеглась: «Что там, в городе, делается? Многие ли отстали по дороге? Все ли уселись в вагоны?»

Вот кучка комсомольцев, девушки, малыши. Остальные — с отрядом в городе. Тревожный разговор:

— Кургман убит… Да, да, один обыватель сам видел…

— А Гена Золотарь ранен…

Тоскливо, больно до слез. Обидно, почему мы не там, в городе. Сиди тут с обывателями — трусливыми зайцами…

Камнем падает на сердце тяжелая весть: «Город занят». По-балаховски… Не сражались, обошли с тыла. И теперь уже творят суд и расправу над мирными жителями. В поезде плач, причитания, потоки слез…

Комсомольская группа по дороге увеличилась. После занятия города балаховцами отряд распустили, и с последним поездом комсомольцы, состоявшие в нем, успели уехать. Все целы, никто не убит. Дешево отделались.

Вздохнули свободнее. Но не все. Баскин сидит как к смерти приговоренный. Его распекает Котлярский — старый фронтовик:

— Ты знаешь, что такое винтовка? Знаешь, что бы тебе на фронте сделали, если бы ты там бросил ее? О-го-го!

— Исключить тебя из комсомола за это надо, — поддерживает Котлярского другой.

— Но ведь его окружили! Товарищи! Баскин не трус. Просто у него другого выхода не было. А жизнь коммуниста дороже винтовки, — старается защитить товарища Романовская.

Весь вскипел фронтовик.

— Никаких «двадцать»! — орет. — Голову положи, а винтовку бросать не смей! Не имеешь права. Расстрелять тебя нужно!

…Гомель. Общежитие губкома партии. Ночь кое-как переночевали, а наутро заволновались:

— Долго ли мы будем тут дурака валять? И это когда в нашем городе кровь льется…

— Ни в коем случае! Эй, ребята, собирайся! На фронт поедем! — будоражит всех Котлярский.

— Ура-а! Едем! Правильно!

Защелкали затворы винтовок. Надеваются шинели, подсумки. Неожиданно появляется секретарь организации.

— Товарищи, не дурите! Никуда вы не поедете. Без разрешения уездного комитета партии никто не имеет права уехать.

Где там! Разгорячились ребята:

— Поедем, да и все тут! Кто ехать не хочет, ну и не надо. А раздумывать теперь не время.

Целый день бегали по городу, побывали и в губкоме комсомола и в губкоме партии, собирались, обсуждали и решили наутро все-таки ехать. Ехать хотят все. Никто не желает остаться. Малыши, так и те чуть не в слезы, что их оставляют. Решили взять и четырех девушек. Они у нас молодцы! И для них работа найдется.

— Ну, едем…

На позиции комсомольцы отличились. Группой из десяти человек обезоружили сорок балаховцев.

Похвалили их перед строем. Начальник отряда, товарищ Котуро, рад.

— Наши комсомольцы — боевые ребята, молодцы! Босые, оборванные, а все же в тылу не остались, приехали на фронт.