Константин Вершинин - Четвертая воздушная

И все-таки до нас дошли пламенные призывы большевиков: "Долой войну! Долой царскую монархию!" А в конце зимы лесные дебри взбудоражило известие о падении самодержавия.

Время испытаний кончилось. Февральские события круто изменили мою жизнь. Обстановка заставила и меня, семнадцатилетнего юношу, глубже задуматься над своей судьбой. "Только город и производство помогут мне выйти на верную, прямую дорогу жизни". Так думал я, советуясь с отцом о выборе нового места работы.

Отец не противился, однако предложил пойти туда, где все было в какой-то мере знакомо, где еще не наблюдалось резкой грани между привычным плотницким трудом по найму и чисто рабочим производством. Таким местом являлось Звенигово с его судоремонтным заводом пароходства "Русь". Артели мастеровых крестьян-отходников соседствовали там с коллективами кадровых рабочих.

Прибыв в Звениговский затон, я уже не покидал его до самого ухода в армию. Отец же, душой и телом прикипевший к деревне, несколько раз возвращался в Бор-кино. Поправив дома хозяйственные дела, он снова приходил на Волгу.

Разтоголосый затон бурлил митингами и собраниями. "Царские власти были сметены, а буржуазия еще не могла применять насилие, поэтому массы пользовались широчайшей свободой слова и собраний"{5}. Ораторы говорили горячо и убежденно, да не все тогда было нам понятно. От обилия призывов и лозунгов голова шла кругом. Кому верить?

Мои товарищи, такие же малограмотные деревенские отходники, только дивились ораторской премудрости и о каждом выступающем одобрительно говорили: "Ну и голова!" Среди более устойчивых и развитых людей-кузнецов, литейщиков, клепальщиков и рабочих других специальностей - у меня еще не было друзей. Так и варился, что называется, в собственном соку, пока не познакомился с Ильёй Ивановичем Тутаевым, уроженцем соседней деревни Осиновка.

Семья Тутаевых жила далеко не бедно. Сам Илья и его отец были грамотными людьми, выписывали газеты, покупали книги. Тутаева-старшего величали громким прозвищем "социал-революционер", которого никто из окружавших меня односельчан не понимал. Здесь, в затоне, Тутаев-старший стал сразу заметной фигурой. Он активно выступал на собраниях, и мне иногда приходилось слышать ею.

Илья был невысок ростом, худощав, голубоглаз. Общительный по характеру, он быстро сходился с заводскими людьми. Слушая иных краснобаев, Тутаев иронически улыбался, как будто знал нечто такое, что ставило его выше политической трескотни и лозунговой шумихи. Обо всем у него было свое, особое мнение. Он не шарахался из стороны в сторону, держался твердой линии. "Что за человек? нередко задумывался я. - Почему он не согласен со своим отцом социал-революционером?"

Илья был старше меня лет на десять, поэтому я считал неудобным напрашиваться на дружбу с ним. Сам же он не спешил откровенничать со мной, присматривался, иногда просил почитать газету плотникам, оповестить знакомых о собрании или митинге. Выполняя его поручения, я постепенно расширял круг знакомых, хотя артельщики не особенно одобряли мои поступки.

- Шляется малый, - ворчали они, - якшается с чужим людом.

...Летом 1917 года в стране происходил бурный рост профессиональных организаций рабочего класса. Фабрично-заводские комитеты объединяли рабочих предприятия независимо от их профессии. Илья Тутаев одним из первых среди знакомых мне людей вступил в профсоюз и прилагал немало усилий к тому, чтобы вовлечь в эту организацию других товарищей.

- Мы боремся за то, - разъяснял он, - чтобы работать только по восемь часов, а не с темна до темна.

- Но тогда нам и платить будут меньше, - возражали ему.

- Друзья мои, - продолжал Тутаев, - заводской комитет требует повышения заработной платы, установления контроля над производством.

А мужики твердили свое:

- Нечего байками заниматься, с бантами на сходки с обираться. Наше дело подработать деньжат - и по домам. Там, слыхать, начинается передел земли...

Одним словом, среди рабочих произошло какое-то раздвоение: одни разделяли убеждения Тутаева-младшего, другие - Тутаева-старшего. Только позже мне стало известно о соглашательской политике меньшевиков и эсеров которые, используя свое большинство в Советах, отдали государственную власть буржуазии и тем самым помешали выполнению коренных требований народных масс. Тогда же я не совсем понимал, кто прав, поэтому не знал, как поступить.

В прозрении моем решающую роль сыграл Илья Тутаев.