Василий Молодяков: Венок Брюсову. Валерий Брюсов в поэзии его современников

Второй круг – обращения соратников по перу, ровесников (в литературном смысле) или учеников. Они предназначались для печати и требовали ответа. Брюсов, как правило, отвечал – из его стихотворных посланий можно составить интересный сборник. Этот круг частично пересекается с первым: Бальмонт и Иванов подчеркивали дружбу с Брюсовым, Белый – восхищение, переходившее в ненависть и обратно. (Именно отсюда идет легенда о Брюсове – «черном маге», подхваченная теми, кто не знал его лично: «астролог» у Александра Булдеева, «безумец, гений и мудрец» у Александра Соколовского и иже с ними). Здесь мы видим имена большинства выдающихся поэтов Серебряного века, по крайней мере, так или иначе связанных с символизмом. Александр Блок откликнулся на присылку сборника «Зеркало теней» стихотворением, которое стало одним из украшений третьего тома его «лирической трилогии». Михаил Кузмин куртуазно обменялся с Брюсовым сонетами-акростихами. Сергей Соловьев и Борис Садовской изливали восторги учеников, признанных и одобренных мастером. Игорь Северянин всячески афишировал не только близость к «президенту среди поэтов», но и то, что они говорят на равных: «Великого приветствует великий». Зинаида Гиппиус, Федор Сологуб, Юргис Балтрушайтис, Максимилиан Волошин, Николай Гумилев посвятили Брюсову значимые для них стихи, даже если в них не было прямого обращения к адресату посвящения. Виктор Гофман и Николай Бернер благодарили за внимание к своим первым опытам, а недовольная Марина Цветаева полемизировала со слишком скромной, по ее мнению, оценкой, которую Валерий Яковлевич дал «Вечернему альбому» и «Волшебному фонарю». Третий круг – стихи людей, лично не знакомых с Брюсовым, но в той или иной степени участвовавших в «литературном процессе». Они покупали его книги, как только те появлялись в магазинах, выписывали журналы, где регулярно печатался Брюсов, ходили на литературные вечера. Наиболее смелые посылали мэтру свои творения с просьбой – а иногда с требованием – об оценке, советах или протекции. До поры до времени мэтр читал присылаемое, хотя однажды на полях в сердцах написал: «Нельзя же так беззастенчиво подражать Брюсову». Потом обратился с открытым письмом к молодым поэтам, попросив не отнимать у него время, нужное для собственного творчества, или, по крайней мере, не обижаться на молчание. К сожалению, письмо было опубликовано только в наши дня, а поток писем и рукописей, то усиливаясь, то иссякая, не прекращался до самой смерти.

Имена этих стихотворцев (многих уместнее назвать «стихоплетами», нежели «поэтами») по большей части ничего не говорят современному читателю, кроме специалистов и знатоков. Главная ценность их скромных опытов в том, что содержащийся там образ Брюсова – сугубо литературный, не «замутненный» личным знакомством. Обращения, как правило, восторженные: «ваятель четких слов» (Владимир Руслов), «славный учитель и муж, многоопытный в тайном труде песнопений» (Иосиф Симановский), «безумец, гений и мудрец» (Александр Соколовский), «аллей ликейских друг и оргиаст бессонный» (Анатолий Волкович). Много перекличек со стихами самого Валерия Яковлевича – воистину «друг друга отражают зеркала, взаимно искажая отраженья». Посвящения Брюсову все чаще появляются в книгах дебютантов, дальнейшая судьба которых на тот момент еще не ясна. Сергей Бобров, Николай Асеев, Константин Большаков займут видное место в литературе; Симановский и Соколовский канут в Лету; сведений о других просто не найти. Нередко стихотворения – опубликованные и неопубликованные – посылались адресату. Иногда это имело продолжение: Брюсов отметил отдельной рецензией первый сборник Александра Булдеева, а Николай Бернер на старости лет, в эмиграции, с благодарностью вспоминал: «Валерий Брюсов был моим другом и первым наставником в творческих исканиях и опытах».

Четвертый круг – приветствия к пятидесятилетнему юбилею (декабрь 1923) и отклики на смерть Брюсова (октябрь 1924), которые я рискну объединить как подведение итогов его жизненного и литературного пути. Отчасти он сделал это сам в стихотворении «Пятьдесят лет». С нелегкой руки некоторых современников юбилей принято считать «казенным» – дескать, не было там ни друзей, ни единомышленников. Тому есть объективные причины: кто-то умер, кто-то оказался в эмиграции, кто-то из оставшихся не принял новой поэзии и позиции Брюсова. Михаил Кузмин не приехал и стихов не прислал, но опубликовал теплую статью. Анатолий Луначарский произнес стихотворный экспромт, не уступающий большинству посвящений дореволюционного времени. Владимир Кириллов принес на удивление лиричную благодарность юбиляру от имени «пролетарских поэтов». Наконец, едва ли не самую точную и откровенную характеристику Брюсову дал Борис Пастернак, весьма далекий от него и в жизни, и в литературе: