Отдельная рота связи, в которой служил отец, вместе с другими советскими воинскими частями, попала в окружение в районе г. Лубны. Отец оказался во вражеском плену. Но не надолго. Так же, как это было и в Барвенково, ему удалось из-за лагерной колючей проволоки назвать фамилию, имя, отчество; одна из женщин «узнала» в нём своего «мужа» и убедила лагерное начальство выпустить. Она же «переобмундировала» его, собрала кое-какие пожитки на дорогу и благословила добраться домой, к семье…
Много дней и ночей просёлочными дорогами, чтобы лишний раз не показаться на глаза немцев, отец пробирался домой. И добрался… Простуженный. Измученный, но живой. Весь его внешний вид, болезненное состояние, непрерывный сильный кашель убедили мадьярских солдат, что перед ними немощный, больной человек. И они, в конце концов, после нескольких проверок и опросов нашей семьи и соседей, оставили его в покое.
В конце января 1942 года наши войска, державшие фронт на Северном Донце, в районе Изюма-Святогорска, перешли в контрнаступление, сломили врага и освободили часть Харьковской и соседней Сталинской области. И Барвенково тоже. Но немцам удалось подтянуть свежие силы и остановить наступление советских войск в нескольких десятках километров юго-западнее города. Военная канонада постоянно доносилась до нас. А вражеские самолёты ни на один день не оставляли Барвенково в покое.
С приходом Красной Армии, отец сразу же явился в военную комендатуру и временный военкомат, сообщил там всё, что произошло с ним. Ему посоветовали поработать какое-то время в заготконторе, пока будут проверены сообщённые им о себе сведения. Спустя месяц-полтора, отец был возвращён на военную службу и отправлен в какую-то воинскую часть на переформирование.
…В первых числах февраля 1944 года пришло долгожданное отцовское письмо в виде обычного солдатского треугольника. Почти ничего не рассказывая о себе, отец всё письмо наполнил тревогой о семье, особенно о нас, своих детях, просил поскорее ответить ему. Письмо дышало оптимизмом, твёрдой верой в скорое победное завершение войны и встречу с нами.
Из письма мы лишь узнали, что он находится в лазарете, тяжело болен, что у него воспаление лёгких и почек.
Мы тут же послали по указанному адресу письмо отцу с просьбой рассказать о себе, где он, что с ним, как его найти.
Написали также, что будем делать всё, чтобы найти нужные средства и отослать их ему или решиться на поездку к нему…
Но и на это, и на другие письма, посланные нами по указанному адресу, ответ мы уже не получили. И по сей день судьба отца остается неизвестной для нас. Как и миллионов других «без вести пропавших». Не ответили нам и соответствующие службы по указанному отцом адресу. И с каждым месяцем становилось всё отчётливее, что отец пропал без вести, что он умер на месте или в пути. Хотя и у мамы, и у нас с сестрой ещё долго (много лет) теплилась надежда, что, быть может, какие-то добрые люди, наподобие той женщины, что вызволила его как своего «мужа» из немецкого лагеря в Лубнах, – спасли жизнь отца и когда-нибудь он даст о себе весточку.
Сколько слёз пролила мама, особенно в первые годы после получения последней отцовской весточки. Сколько раз побывала у гадалок и цыганок, пытаясь «узнать» судьбу отца. Сколько людей обошла, тех, кто вернулся живой с фронта, из госпиталей. Но так ничего и не узнала…
В течение полувека после войны я искал сведения об отце в архивах Министерства обороны, МВД. Писал в государственные и партийные органы, в редакции газет и журналов, на радио, где в своё время была специальная рубрика о поисках пропавших без вести. Увы…
Лишь 2 марта 1994 года я получил из Центрального архива Министерства обороны ответ в несколько строк:
«Осадчий Павел Андреевич, 1906 г., уроженец Барвенково Харьковской области. Зав. делопроизводством, казначей 136-й отдельной роты, техник-интендант 2 ранга. Служил в Красной Армии с 15 августа 1941 года по 21 сентября 1941 года. Дальнейшая судьба не отражена. Основание: картотека безвозвратных потерь офицерского состава». Это лишь документально подтвердило то, что нам всегда было известно.
Как складывалась судьба отца после повторного ухода в армию в марте 1942 года и до февраля 1944-го?
Где и чем занимался? – неведомо.
Не исключено, что он мог оказаться в трудовой армии, проходил проверку. Такова была судьба всех бойцов и командиров Красной Армии, побывавших в плену или в окружении, находившихся на оккупированной территории. Многие не возвращались в действующую армию.
Читать дальше