Иван Осадчий - Мы родом из СССР. Книга 1. Время нашей молодости

С озверелым видом, с диким лаем он схватил меня за руку и потащил из хаты, на ходу вытаскивая парабеллум из кобуры. Я не успел даже опомниться, как оказался у стены нашей хаты. На меня обрушился поток брани: «Donner-Wetter», «Sakramente», «Ich werde dich toten», «Hassliches stinkendes Wildschwein», «Ich werde erschiessen».

Было это, кажется, ближе к осени. Мама находилась в огороде, здесь же во дворе, услышала крики взбешённого «фрица», увидела меня у стены хаты и гитлеровца, размахивавшего пистолетом. Материнское сердце почуяло неладное, и она мгновенно бросилась на выручку, заслонила меня собой и, стараясь перекричать оравшего немца, обливаясь слезами, громко повторяла одно и то же: «Что он вам сделал? Он ничего не сделал. Оставьте его в покое… Это ваш денщик (или кто он вам) там что-то крутил…»

И в этот самый момент во двор зашёл тот самый адъютант, о котором только что говорила мама. Офицер уже пониженным тоном спросил по-немецки у своего адъютанта: действительно ли он включал радиоприёмник. Тот сразу понял ситуацию и недвусмысленно принял «вину» на себя…

Успокоившись, я понял, что от смерти меня отделяло одно мгновенье, и это мгновенье – мама, заслонившая собой, и её решительность спасти сына, возможно, ценой собственной жизни…

Сколько раз за прожитую жизнь и до и после я встречался с реальной угрозой смерти. Но этот случай сильнее других потряс меня и навсегда сохранился в памяти во всех деталях…

В одном из писем или выступлений Николая Островского я прочёл когда-то и запомнил волнующие и верные слова: «Есть на свете прекраснейшее существо, перед которым мы всегда в долгу, – это мать». Великая, святая правда!

…В последние дни третьей немецкой оккупации в начале сентября 1943 года надо мной реально нависла угроза быть схваченным отступавшими гитлеровцами. К тому времени мне уже исполнилось 16 лет.

В числе многих десятков (а скорее сотен) сверстников, выловленных немцами и полицаями, я был вывезен ими на рытьё окопов в открытой степи, в направлении Изюма. Оттуда постоянно доносилась военная канонада: советские войска вели подготовку к наступлению на врага, которое должно было принести нам окончательное освобождение от немецкой оккупации. Под усиленной охраной гитлеровцев и власовцев нас заставили долбить закаменевшую за годы войны, давно не паханную землю, рыть окопы и траншеи. Над нами постоянно кружились советские самолёты и пулеметными очередями основательно пугали немцев, а нам давали «передых»: мы ложились на дно полувырытых окопов: присыпали себя, якобы для маскировки, землёй из брустверов и ждали очередных грозных окриков конвоиров: «Арбайтен!» («Работать!»).

Когда день катился к закату, советская канонада резко усилилась. Нас погрузили на «студебеккеры» и повезли в сторону Барвенково. Немцы намеревались вывезти нас в степь западнее города и там заставить рыть для них очередной «рубеж обороны». А затем – гнать в качестве «живого щита» всё дальше на запад, используя и как дешёвую рабочую силу, и как «прикрытие» от воздушных и артиллерийских ударов советских войск.

Когда колонна вошла на восточную окраину Барвенково, в небе появилась эскадрилья советских истребителей и начала поливать пулемётным огнём немецкие и власовские части, изрядно заполнявшие прифронтовой город.

Пользуясь откровенным замешательством среди конвоиров, сопровождавших нас, мы попрыгали с машин и бросились по садам. Мне удалось, перебегая и переползая из сада в сад, из балки в балку, – добраться к вечеру домой. Мама и сестра были несказанно рады моему внезапному появлению и тут же спрятали меня в яме, вырытой под развесистой грушей, напротив хаты, набросав сверху подушки, одеяла, одежду. В этом «укрытии» я провёл последние часы немецкой оккупации и дождался прихода наших, преследовавших гитлеровцев буквально «по пятам».

А вот у моего двоюродного брата – Павлика Осадчего, который был вместе со мной «заарканен» для рытья окопов, судьба сложилась хуже. Ему пришлось проделать с отступавшими немцами весь путь до самой западной советской границы. И только там был освобождён нашими войсками. Шёл уже 1944 год, и Павлик (он – мой ровесник), оказавшись в расположении советских войск, сразу же был призван в нашу Армию…

К сожалению, за всю последующую жизнь нам так и не удалось встретиться, вспомнить былое, узнать непосредственно из его уст о пережитом в качестве «заложника» в обозе немецких войск, откатывавшихся всё дальше на запад под неудержимым напором Советской Армии…