Иван Осадчий - Мы родом из СССР. Книга 1. Время нашей молодости

Мама разогрелась до крайности. Решив добиться своего, она, со словами: «Сукин сын, падлюка!», бросилась к топору. Я воспользовался этим мгновеньем и выскочил на улицу. Брошенный вслед топор не задел меня. Но и без того я был в состоянии крайнего изнеможения: кровили голова, лицо, спина, руки, ноги; сорочка разорвана в клочья; штаны в грязи и крови порваны в поясе, их надо было держать руками. Психическое состояние находилось у роковой черты. Отчаяние достигло предела, и я не мог найти разумного решения. «Бежать! Но куда?». «Покончить с жизнью. Но как?».

Первым чувством была безысходность. И я видел единственный выход – уйти из жизни. Когда мать куда-то ушла со двора, подкрался к выбитому окну и дотянулся до кухонного ножа. Так же незаметно спрятался в сарае, залез на «сеновал» и, наревевшись до изнеможения, попытался вогнать нож в грудь, в районе сердца. Но обессиленные, дрожащие руки не подчинились воле. И найденный выход из создавшегося положения не был реализован.

Зарывшись в сено, измученный, задремал. Но уснуть не давало ноющее, избитое, израненное тело.

Постепенно пришёл в себя и устыдился своей недавней слабости: уйти из жизни из-за такого пустяка, как избиение матерью. Строгим судьей встал передо мною мужественный Павел Корчагин: «Шлёпнуть себя каждый дурак сумеет… Это самый трусливый и лёгкий выход из положения. Трудно жить – шлёпайся… А ты попробовал эту жизнь победить? Ты всё сделал, чтобы вырваться из железного кольца?… Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой… Сделай её полезной…»

Я осудил себя за малодушие и твёрдо решил: впредь никогда, ни при каких обстоятельствах, не проявлять подобной слабости, любить жизнь и дорожить ею, жить – вопреки всему…

Выход был найден: не уйти из жизни, а жить достойно; не ходить ни в милицию, ни в райсовет. Надо идти в школу. И только в школу. И там искать понимание, поддержку, помощь.

Победила любовь к жизни. А смерть, на несколько мгновений заглянувшая в мои глаза, отступила…

Это уже было второй раз в моей десятилетней жизни. Первый раз я был на грани жизни и смерти в пятилетнем возрасте. Во время поездки к маминым родителям в Таганрог произошёл случай, едва не стоивший мне жизни. Поезд уходил где-то за полночь. Подали его на дальний от перрона путь. Родители тащили разные вещи, а я сонный брёл за ними вслед, цепляясь за рельсы и шпалы. В темноте отстал от них на несколько шагов. Этого оказалось достаточно, чтобы оказаться под колёсами вагонетки.

В полусознательном состоянии занесли в вагон поезда и довезли в Барвенково. От станции до самой хаты тащил меня на руках отец. Много дней пролежал в тяжёлом болезненном состоянии, пока встал на ноги.

Этот трагический случай имел долговременные последствия. Удар вагонетки пришёлся на таз и нижнюю часть позвоночника. Но особенно чувствительным было травмирование кишечника, почек и всей брюшины.

Именно последствиями полученных в детстве травм объясняли доктора мои долго неизлечимые болезни, служившие основанием для непригодности к полноценной военной службе и записи в военном билете: «Годен к нестроевой»…

Только спустя два десятилетия после травм, полученных в детстве, организм стал справляться со своими обязанностями. Хотя, при каждом «неблагоприятном случае», последствия того опасного удара и переезда вагонеткой напоминали о себе и в дальнейшие годы жизни.

Сколько раз ещё потом встречался лицом к лицу с «костлявым скелетом с косой», но, к счастью, устоял. И во многом, как это ни покажется странным, я обязан тому первому дню поста 1938 года.

…Пролежав часа три на сеновале, незаметно выбрался из сарая и садами-огородами добрался до школы. Ученики, находившиеся на «переменке», рассказали о моём «виде» учительнице и директору школы – Григорию Павловичу Корпалу. Он повёл меня к себе домой. О случившемся почти не расспрашивал. Жил он в здании школы. Его сын Борис учился в одном классе с Марусей. Там меня обмыли, переодели, дали возможность отлежаться. После окончания уроков домой со мной пошла и учительница.

Прекрасная традиция была в нашей барвенковской неполно-средней школе № 2. Учительница, как правило, вела класс с первого до седьмого, выпускного. В первых-четвёртых классах она была единственной, а в пятом-седьмом – классным руководителем. Мы были первыми учениками в педагогической работе Екатерины Григорьевны. После окончания педагогических курсов, 18-летней девчонкой она стала учительствовать. Всем, что во мне есть хорошего, я обязан, прежде всего, Екатерине Григорьевне. Всем.