Виктор Александров - Дети войны. Я среди Вас

Кто проваливался в яму, захлебываясь, старались сами доплыть до берега, при этом не звали на помощь – стыдно было перед сверстниками и особенно перед девчонками. В летние месяцы обыденным явлением было, когда взрослые (обычно после выпивки) или ребёнок тонули. Практически никого не находили, утонувшие всплывали далеко от плотины или доставались крупной рыбе. Тонул и я. Вадим, муж старшей сестры, взял меня на рыбалку. Стояла холодная сентябрьская погода. Взрослые быстро развели костер, достали спиртное. Вадим указал на мостки и разрешил с них половить рыбу. Мостки представляли собой два тонких бревна длиной 5 метров. Я был в ватнике и в сапогах. Дошел до конца брёвен, насадил на крючок пару червей и размахнулся удочкой, тут же потерял равновесие и упал в Волгу в 5 метрах от берега. Летом я только научился плавать. Я вынырнул и начал отчаянно махать руками, ватник мгновенно впитал воду, она заполнила также и сапоги. Крик застрял у меня в горле. Барахтаясь в воде, проплыл метра три и начал тонуть, ватник тянул ко дну. Силы меня оставили, понял – конец. Посмотрел на взрослых, они сидели спиной ко мне. Обреченно пошел ко дну. Коснувшись дна, осознал, что ушел под воду на уровне головы. Я резко оттолкнулся от дна в сторону берега, и вода стала мне по шею. Судорожно вылез из воды и, спотыкаясь, дошел до костра. Все всполошились, Вадим скинул с себя куртку, мне сменили одежду. Мы с Вадимом пошли к автобусной остановке. Он попросил меня не рассказывать о случившемся. Так, второй раз ангел не дал мне досрочно уйти в мир иной.

Особое значение для нас имели рассказы о войне. Кто воевал, тот редко что-то рассказывал. В основном это бывало в двух случаях: день рождения, день Победы. В день Победы ветераны выходили, садились на скамейку, и мы слушали от них воспоминания о войне. Я не помню, чтобы кто-то восхвалял своего командира, или Г.К. Жукова, или И.В. Сталина. В основном вспоминали отдельные эпизоды, как их встречали в других странах и как и где заканчивали войну. Кто прошёл Германию, отмечали богатство немцев, чистоту в домах и на их территории. Ничего героического в своих действиях они не видели. Он защищали свою страну, мстили за близких. Кто и сколько вывез из Германии, Польши и других стран – об этом они молчали. Однако и так было ясно, поскольку все знали, какие вещи, драгоценности имелись в каждой семье. Всё было известно и втихую обсуждалось.

Особенно помнится из праздников день Победы. Шествий больших не было. С утра ветераны надевали кители с медалями и без них, большинство надевали хромовые сапоги (в основном немецкие). Вечером выходили на улицу, садились на скамейки, слегка навеселе, вспоминали о войне, потом под аккордеон пели песни военных, послевоенных лет, песни из кинофильмов, и так допоздна. В этот день не было ни драк, ни поножовщины.

Всё больше и больше приходили сообщения о вновь построенных заводах, фабриках, об открытых залежах драгоценных металлов, нефти и газа. Жизнь для нас стала улучшаться, отменили продуктовые карточки, расширился ассортимент.

Вспоминаются субботы и дни перед праздниками. Обязательным в пятницу вечером или в субботу утром было посещение общественной бани, а вечером – фильмов и танцев: летом – в березовой роще, зимой – во Дворце культуры. Перед фильмом показывали достижения страны и передовиков труда. Позднее стали показывать сатирические сюжеты, а ещё позже – мультфильмы. Каждый раз с нетерпением ждали продолжения «Ну, погоди!». Этот период был временем восстановления страны после войны. Всё было сосредоточено на этом и воспринималось как неизбежность. Мало кто мечтал о будущем, думал: какое оно будет? Кто вернулся с войны и кто родился во время войны – трудились. Все в свободное время занимались своим хозяйством. Правительство предоставило всем участки для выращивания картошки, овощей. Транспорт выделяла организация. Практически во дворе домов были построены сараи для хранения овощей и содержания птиц, животных.

Наша семья содержала козу (ее назвали Розой) и кур. За Розой ухаживал я. Она была очень своенравная, сразу пускала в ход свои рога. Мы с ней сдружились. После значительного увеличения налога на живность (при Хрущеве) практически все пустили свою живность под нож. Зарезали и Розу, сварили мясо. Мама пригласила к столу. Я забился в другую комнату и плакал. Ни кусочка мяса Розы я так и не съел. Две семьи во дворе продолжали держать живность – одна семья содержала десяток кур, другая – кроликов. Они считались зажиточными. Но социальная справедливость быстро восстановилась – через месяц живность украли. Мы догадывались, кто это сделал. После этого вопрос с содержанием живности был решен окончательно.