Адриано Челентано - Рай – это белый конь, который никогда не потеет (ЛП)

На следующий день в Милане, на улице Чезаре Корренти, слышу: звонит звонок. Я иду открыть дверь и вижу: «Опа, привет». Это был Мики. «Привет, проходил тут мимо и…» «Проходил мимо? Ты что, живешь здесь рядом?» «Ну, в общем, да» «Но где именно?» «В Джамбеллино». «Черт, это же другой город! Как ты сюда попал?» «Я должен был ехать в центр, поэтому, я подумал… Я знал, что ты живешь здесь, вот я и пришел, но я уйду, если хочешь». «Нет-нет, входи». Он вошел, а мама спрашивает: «Кто там, Адриано?» «Это мой друг, Мики». «А!» «Это моя мама», - сказал я. «Добрый день». Он поздоровался так, робко. Потом мама принялась шить. Я сказал: «Садись». Мы сели за стол. Он спросил: «Слушай, почему бы нам не поехать в Сан-Ремо?» Вот так вот вдруг. «В Сан-Ремо? Ладно, а что там делать?» «Эх! Поедем туда. Ты так поешь, что, знаешь, пожалуй, что-нибудь получится». «Но у меня нет денег даже на дорогу. Нет денег». «Да нет, за все плачу я, ты мой гость». «А! В самом деле? Ну, спасибо, да, да. И когда едем?» «Хоть сейчас». Тогда я: «Ладно, черт, тогда я соберусь». Итак, я еду: «Мама, я еду в Сан-Ремо». «В Сан-Ремо? Как? Зачем?» Фестиваля в Сан-Ремо не было, не было там ничего. «В Сан-Ремо», - отвечаю. «В Сан-Ремо? Но как – в Сан-Ремо? А кто даст тебе денег?» Сразу же возникала проблема с деньгами, потому что мы же были бедными, да? «У него есть деньги». «А! У него? А откуда?» «Не знаю, откуда, в общем, он сказал, что платит. Это правда, что за все платишь ты?» «Да-да, синьора, не беспокойтесь, все расходы мои». Тогда я говорю: «Ну, мама, я тогда соберусь». «Э! А когда вы вернетесь?» Я: «Когда мы вернемся?» «Да так, дня через два» «Два дня? И за гостиницу платишь ты?» «За все – я, не беспокойся». И мы уехали. Сели на поезд и поехали в Сан-Ремо. Потом, в поезде, мы разговорились, начали смеяться, и я сказал: «А ты симпатичный!» И он: «Ты тоже». То есть, он принялся смешить меня своими шутками, я тоже, и за время поездки мы уже крепко подружились. Нам стало ясно, что мы оба, не произнося этого вслух, искали приключений. В сущности, я понял, что ничего у него в Сан-Ремо не было. Когда мы сошли с поезда, я спросил: «Да, но послушай-ка, теперь, когда мы в Сан-Ремо, что будем делать, черт возьми? Денег у тебя сколько?» «У меня денег на одну ночь». «Но ты говорил о двух-трех днях?» «Да, потому что я договорился с Гульелмоне, тем бисквитщиком, вот, знаешь, я с ним знаком, он богат, у него полно денег, он иногда предлагает мне организовать что-нибудь, и вот я пригласил двух-трех танцовщиц, поставлю танец, знаешь, пожалуй, он нам что-нибудь и даст. Пожалуй, пять тысяч лир в день. Я попрошу немного больше, и тогда мы сможем провести здесь два-три дня». «А, хорошо, черт возьми!» «Но ты должен спеть. Знаешь, вдруг тебя кто-нибудь увидит…» «Да, да», - ответил я. Мы пошли в гостиницу. Там была одна танцовщица, которая немного флиртовала с ним и которая занялась бы этим и со мной. Однако мне она не очень понравилась. Тогда я ему сказал: «Нет, давай пока что ты. Я останусь в номере». Та девушка была его партнершей, и он ей сказал: «Приезжай в Сан-Ремо, может, что-нибудь получится».

И вот наш вечер. Танцевальный зал назывался «Моргана», и там действительно давали печенье. Ну, в общем, мы раскрутили этого Гульелмоне, и конферансье развлекал понемногу и раздавал печенье. Затем был танцевальный номер, и Мики танцевал буги со своей партнершей. Была и еще одна пара. И вот я запел. Я запел, и, должен сказать, что там мне аплодировали, но достаточно вяло, потому что это был грустноватый танцзал. Поэтому мы не произвели большого впечатления. Мы решили так: «Кажется, там ничего не понимают! Они не знают, что такое рок-н-ролл». И мы немножко разозлились на такую публику.

На следующий день в газетах появилась фотография, рассказывая об одном парне, поющем рок-н-ролл, и тому подобное. Но, несмотря на ее появление, успеха у нас не было. Это был самый вялый прием с тех пор, как я начал петь.

После Сан-Ремо мы с Мики всегда были вместе, и до сих пор он всегда был рядом. Но, по мере того, как наши дела шли в гору, Мики подвергался все большим нападкам недоброжелателей, которые завидовали ему за то место, которое он занимал. Многим не нравилось, что он значился как автор слов, так как говорили, что он и рядом не стоит из-за своей малограмотности. Это обвинение ходило даже внутри «Клана». Да, это правда, что он был малограмотен, но обвинявшие его так и не поняли, что я, может быть, был еще безграмотнее него, и что в дальнем углу нашего невежества зарождалась сила, намного превосходящая требуемую ими грамотность. Умберто Симонетта, который, чтобы выделить свою работу, обрушился на него в книге, которую написал обо мне. Вероятно, он никогда не удосуживался задуматься, что самое важное в человеке - не в количестве знаний, а в свете, идущем от него. Без сомнения, он об этом не задумывался, потому что, если бы он это сделал, он бы осознал, что, на месте Мики, со всей своей грамотностью, он был бы изрядно тусклым для моей блестящей карьеры, и рисковал бы заставить меня потерять несколько ватт.