Николай Кулаков - Доверено флоту

Все это время шли тяжелые, кровопролитные бои на Северной стороне. Осложнялось положение и на правом крыле фронта обороны - враг усиливал натиск в первом и во втором секторах, пытаясь вклиниться также и там.

Возникла необходимость обсудить обстановку и тактику наших действий с командирами и комиссарами соединений, собрать которых на ФКП или на КП Приморской армии стало невозможно. Решили устроить встречу ночью в госпитале, развернутом в Инкерманских штольнях, вблизи центрального участка фронта. Вместе с командармом Приморской Иваном Ефимовичем Петровым поехал туда я.

Путь лежал через Корабельную сторону, дальше - по Лабораторному шоссе. Даже в темноте бросалось в глаза, как изменилось все вокруг - всюду руины, груды камня, следы пожаров, множество воронок. И чем ближе передний край, тем сильнее приторный трупный запах: не всех убитых успевали убрать за ночь, а стояла июньская жара…

Заметили у дороги машину - грузовик, приспособленный под санитарный фургон. Машина разбита, искорежена. Очевидно, та самая, о которой докладывали утром. Она везла раненых, подлежавших эвакуации морем, и застряла в воронке. Санитары передали лежачих на попутные машины, ходячих вернули в Инкерман. Вытащить машину из воронки не смогли, но водитель остался ее караулить. И стал свидетелем того, как полтора десятка самолетов штурмовали автофургон, расписанный красными крестами. Фашистские летчики, должно быть, думали, что машина не пустая, рвались убивать раненых.

Инкерманский подземный госпиталь был переполнен - поступление раненых все увеличивалось. Медицинский персонал, особенно хирурги, сутками работал без сна и отдыха. В небольшом помещении собрались коменданты секторов, они же командиры основных соединений, комиссары, другие вызванные товарищи. С большинством присутствующих я не виделся всего несколько дней. Но каких дней!… Люди сильно изменились, осунулись, от бессонных ночей воспалены глаза. Некоторые - в повязках: легкораненые командиры и политработники, способные держаться на ногах, оставались на своих постах, это как бы само собой разумелось.

Командиры докладывали обстановку на своих участках. Слушая их, узнал немало важного - в донесения, оперсводки попадает не все. Каждый подчеркивал как самое главное: [295] бойцы держатся стойко, дерутся геройски. Однако неравенство сил дает себя знать, потери не восполняются. Но самая острая нужда - боеприпасы. Только ручных гранат и мин к минометам отпускалось пока столько же, как и в самые первые дни отражения штурма. А снарядов всех калибров войска могли теперь расходовать по 14-15 тысяч штук в день вместо недавних 20 тысяч. На треть сократился лимит патронов. Из-за того что надо экономить боеприпасы, иногда приходится, говорили участники совещания, отказываться от преследования противника, возможного по обстановке, после того как отбита его атака.

Мы с И. Е. Петровым объяснили общее положение и наши возможности. Взяли на учет конкретные нужды, но нереальных обещаний не давали. Разговор получился хороший - понимали друг друга с полуслова. Желая товарищам на прощание боевых успехов, твердо знали, что все мыслимое они сделают.

После совещания решили проехать на правый фланг обороны, в первый сектор, комендант и военком которого не могли прибыть в инкерманский госпиталь из-за осложнившейся к вечеру обстановки.

Генерал Петров, колесивший вдоль линии фронта каждую ночь, взялся показать водителю кратчайший путь. Но в темноте мы проскочили нужный поворот. Как назло, никто не останавливал машину для проверки документов. Проехав еще метров 100-150, констатировали, что находимся неизвестно где. Вдобавок начали шлепаться невдалеке мины - очевидно, мы слишком приблизились к переднему краю и немцы открыли огонь на звук мотора. Наконец встретили патруль - оказалось, что приехали все-таки туда, куда надо. Тут поджидал нас и Петр Георгиевич Новиков (комиссар сектора был на переднем крае), которому уже сообщили, что мы едем.

Комендант сектора доложил, что противник пока притих - видно, до утра. Отойдя немного от машины, обсудили положение на правом фланге, существенно ухудшившееся после того, как гитлеровцы овладели высотой, контролирующей Балаклавскую долину. Командарм дал указания на наступающий новый боевой день.

Небо уже светлело. Пока доберешься до города, над дорогами появятся «мессеры» и уж не отвяжутся от машины. Иван Ефимович предложил ехать с ним на его передовой пункт управления. Но в пути попали под прицельный артобстрел - машину углядел какой-то фашистский наблюдатель. В предрассветных сумерках разрывы снарядов похожи [296] на безобидные деревца, внезапно возникающие у дороги. По счастью, они все время опережали нас - снаряды ложились с перелетом.