«Я находился в роте бронебойщиков… Отсюда можно было наблюдать подходы к первой линии обороны бригады. Хорошо было видно, как первая цепь наступающего противника была полностью уничтожена огнем наших стрелковых батальонов, артиллерии и минометов. Немцы пустили в ход танки, за которыми опять шла пехота. Наши бойцы не дрогнули. И радостно стало на душе, когда бронебойщики и истребители из третьего батальона смело вступили в бой с танками. Вот огнем из противотанковых ружей подбит один, затем второй… Работа по преодолению танкобоязни дала свои плоды. Истребители танков - флотские комендоры Таращенко, Крылов, Исаков, подпустив вражеские танки на близкое расстояние, подбили и подожгли гранатами и бутылками с горючей смесью еще четыре. Остальные повернули назад. Смелость и мужество истребителей танков вселяли уверенность в наши ряды».
Тут будет справедливо добавить, что самим бронебойщикам конечно же придавало уверенности, ободряло присутствие в их роте смелого военкома бригады. Он пошел туда, где надо было во что бы то ни стало остановить танки.
По нашим приблизительным подсчетам, атакующий враг оставил в тот день на поле боя около трех тысяч трупов своих солдат, потерял до 40 танков. Однако с потерями он не считался. И к исходу дня, в результате многократного повторения атак с вводом в них резервов, гитлеровцы на направлении главного удара вклинились в расположение бригады Потапова и дивизии Ласкина на 1200 метров. Нигде больше они продвинуться не смогли.
Положение наших войск очень осложнялось превосходством врага в воздухе. За день было сбито и подбито до двух десятков фашистских самолетов, но число самолето-налетов дошло до двух тысяч, а число бомб, сброшенных на наши позиции и город за 15-16 светлых часов, - до девяти тысяч. Телеграмма командующему Северо-Кавказским фронтом, которую Ф. С. Октябрьский и я подписали в середине дня, в разгар боев, донося о положении на рубежах СОР, заканчивалась единственной нашей просьбой: облегчить положение в воздухе, нанести удары по аэродромам противника.
В первый день отражения вражеских атак выбыл из строя, хотя и остался в живых, военком 7-й бригады морской пехоты Николай Евдокимович Ехлаков. Морские пехотинцы держались стойко и дважды за несколько часов отбрасывали противника на исходные позиции. Бригадный комиссар, как обычно, был там, где бойцам всего тяжелее. [285]
Он оставался на решающем участке, помогая управлять боем, и после того, как ему раздробило осколком снаряда ногу. Его эвакуировали с переднего края только ночью. После операции Ехлаков лежал некоторое время у нас на ФКП, ожидая, пока к причалу в Южной бухте подойдет подводная лодка, которая должна была принять его на борт. Страдая от неутихающей боли, Николай Евдокимович жил новостями с передовой, все ждал донесений из 7-й бригады.
А я- то думал, что проводим его из Севастополя совсем иначе. Ведь несколькими днями раньше И. В. Рогов, высоко ценивший храбрых комиссаров, телеграфировал мне, что намерен рекомендовать Ехлакова на должность члена Военного совета одной из формировавшихся ударных армий, и поручил выяснить, как отнесся бы тот к такому назначению, Ехлаков, подумав, дал согласие, и мы ждали приказа…
8 июня поступила радиограмма от командования фронта:
«Октябрьскому, Кулакову, Петрову, Чухнову.
Поздравляем с первым успехом в отражении штурма.
Буденный. Исаков»{41}.
У нас продолжались тяжелые бои. С раннего утра возобновились вражеские атаки, поддерживаемые сильнейшим артогнем и массированными ударами с воздуха. Особенно силен был натиск на смежных флангах третьего и четвертого секторов, где противник накануне вклинился в нашу оборону. Восстановить положение не удавалось, для этого просто не хватало сил.
На второй день наступления гитлеровцы вели себя уже не так самонадеянно: в атаки шли рассредоточенно, короткими перебежками - оценили, видно, что такое наш огонь. Несмотря на мощную поддержку пехоты артиллерией и авиацией, противник оказывался не в состоянии достичь того, на что рассчитывал, введя в наступление столько сил. И все же на направлении главного удара он вновь немного продвинулся.
Батальоны 79-й бригады оборонялись активно, предпринимали контратаки. Но в итоге дня бригада, уже очень поредевшая, оставила несколько тактически важных высот. Состояние дивизии Ласкина, понесшей еще большие потери, было столь тяжелым, что командующий Приморской армией И. Е. Петров признал необходимым - и Военный совет флота с этим согласился - отвести ее с переднего края, заменив [286] находившейся в резерве 345-й стрелковой дивизией подполковника Н. О. Гузя.
Читать дальше