Николай Черныш - Дмитрий Томашевич. Он не был Генеральным конструктором

И лесной смотритель, и мы – его семья жили отнюдь не в безвоздушном пространстве, если говорить об общественной атмосфере, а она на грани веков была неспокойной. Либерально – демократические идеи всё больше и больше овладевали умами интеллигенции. Будучи в самой гуще простого народа, озабоченного извечной мечтой о лучшей жизни, Томашевичи-старшие несомненно чувствовали, что грядут перемены. Свидетельств тому было немало, в обществе накапливалось недовольство самодержавной властью. Чаша терпения народа переполнялась на глазах, оно должна была выплеснуться, не могло не выплеснуться. Катализатором того, что позднее назвали революцией 1905 года, стало позорное поражение в русско-японской войне, ярко обнажившее все пороки режима. События 1905 года не прошли мимо Киевской губернии, Васильковского уезда, а также местечка Ракитно и его окрестностей. Крестьяне соседних сёл под влиянием агитаторов и пропагандистов различных партий начали выступать с протестами против нищенской оплаты труда местными помещиками и арендаторами. Протесты переросли в поджоги усадеб. Сил полиции не хватало для усмирения недовольных. Тогда вызвали регулярные войска. [9] Подробно об этих событиях см. «Рокитнянщина», стр. 85–90.

Осень 1905 года выдалась особенно горячей. Глава семейства надолго исчезал из дому, тушил какие-то пожары в местечке и окрестных сёлах. Встречая его после таких отлучек, мама вздыхала: «Ох, не сдобровать тебе, Людвиг!». Было из-за чего вздыхать, если учесть, что огромный погреб во дворе лесничества стал местом, где прятались семьи местных евреев, спасаясь от возможных погромов со стороны «черносотенцев», слух о которых докатился из Киева. От глаз вездесущих детей не укрылось и то, что родители тайком подкармливали трясущихся от страха временных обитателей погреба.

Страх, охвативший еврейскую часть населения, имел под собой основания – в Киеве погромы, как вскоре выяснилось, стихийные [10] См. например, В.В. Шульгин, «Дни». действительно имели место 19–20 октября 1905 года. К счастью, они не носили массового характера, да и власти быстро овладели ситуацией.

Ты, Митя, не можешь помнить того, что ни удельное имение, ни лесничество, ни наша семья не подверглись ни нападениям, ни оскорблениям со стороны участников жарких событий 1905 года на Ракитнянщине. За это мы должны благодарить нашего отца, который сумел установить с окрестным населением вполне справедливые и ровные отношения. Более того, именно после известного царского манифеста от 17 октября 1905 года, когда были назначены выборы в Государственную Думу – первый российский парламент – на сходе в Ракитно Людвиг Томашевич был избран выборщиком по Васильковскому уезду.

Первый день пребывания наших героев был на исходе, когда Павел прервал свой рассказ – надо было укладываться спать в этих чужих и неприветливых стенах.

Утром Павел поднял Митю и Николая с утра пораньше – он ждал вестей с воли. Ждать какой-то еды от тюремщиков особенно не приходилось, поэтому воспользовались тем, что на скорую руку собрала мама. За скромным завтраком Павел продолжил своё повествование.

При всей своей занятости служебными и общественными делами, наш отец оставался прекрасным семьянином, отдававшим детям всё своё свободное время, и не только его. Он буквально вкладывал душу в воспитание детей. Любил возиться с малышами, поощрял увлечения детей, приобретал для них новинки литературы. Устраивал с их участием весёлые представления в дни престольных праздников. Он был неистощим на выдумки. По его инициативе в семье составился струнный квартет, в котором партию первой скрипки исполняла дочь Анна, второй – сын Евгений. Ваш покорный слуга играл на альте, а сам организатор квартета, до того успешно освоивший гармонь и цитру, с увлечением исполнял партию виолончели. На импровизированных концертах, когда съезжались гости, а это бывало часто, квартет исполнял произведения П.И. Чайковского и других известных авторов. Ноты не только выписывались из Москвы и Киева, но и переписывались от руки.

Долгими зимними вечерами семья собиралась в гостиной, где при свечах или свете керосиновой лампы затевались игры, где детям вслух читали книжки, а иногда и отец выступал в роли рассказчика разных «страшных» историй.

Надо только представить: окна разукрашенные инеем, на столе лампа, от света которой на стенах толпятся неясные тени…, сидящая на диване мама в окружении детей… и голос отца: