Ирина Ершова - Странствующий по миру рыцарь. К 400-летию со дня смерти Сервантеса

Иначе и быть не могло. Потому что, на мой взгляд, «Дон Кихот» не достижение Ренессанса, как кто-то недавно утверждал. Если бы «Дон Кихот» был по-настоящему ренессансным произведением, его истинное значение поняли бы и оценили сразу. Гуманистическое восприятие классической культуры, присущее человеку Возрождения, было свойственно и Сервантесу, но в меньшей степени, чем другим творцам его времени. То, что делает «Дон Кихота» уникальной книгой, книгой, которую мог написать тогда только гений, — это ощущение Нового времени. «Дон Кихот» — произведение не ренессансное, а в несравненно большей степени первое произведение Нового времени, причем литературы не только испанской, но и мировой. Все литературы, и наша в том числе, уже успели создать веселые и занятные книги — книги пародий и зубоскальства, сатир и памфлетов. В Испании то были сочинения архипресвитера Итского, в Италии — Боккаччо, в Англии — Чосера, во Франции — Рабле. Но чего до тех пор не было и что появилось лишь два столетия спустя, так это веселой и занимательной книги, которая не только смешит и увлекает, но и заставляет проливать слезы. Это оказалось столь большим новшеством, что поначалу его не смогли ни понять, ни оценить. Поэтому успех «Дон Кихоту» принесла именно его комическая сторона.

Но прошло более трех веков, и комизм «Дон Кихота» стал для нас сегодня самым трудным для понимания компонентом, тогда как все, что есть там серьезного и глубокого, нас завораживает. Смешное у Сервантеса не в пример больше отвечает восприятию его времени, чем нашего. И напротив, жалость и сочувствие к безумию Дон Кихота — нечто абсолютно современное. В «Дон Кихоте» уже содержалось зерно каждого современного романа, хотя ждать, пока оно прорастет, пришлось не одно столетие. Все романисты Нового времени, от Диккенса до Томаса Гарди, от Стендаля до Пруста, от Гоголя до Горького, — эпигоны и поздние ученики Сервантеса. У всех известных героев есть что-то от Дон Кихота — достаточно вспомнить Достоевского. Как и Дон Кихота, мы видим их в борьбе со средой, где они живут и где терпят поражение. Как и Дон Кихот, они преображают реальный мир; как и Дон Кихот, они противопоставляют свой внутренний, зачарованный мир, созданный их восприятием и их идеалами, обществу законов и условностей, с помощью которых коллективная жизнь стремится подавить жизнь личности, — то есть объективной реальности. Как и Дон Кихот, они ведут открытый бой с рациональностью. Они такие же безумцы, но мы не замечаем их безумия, так как разделяем его с ними. Как современные люди мы считаем, что мир — наше отображение (о чем нельзя было и помыслить во времена Сервантеса), которое, если и не зависит от нас целиком, то, по меньшей мере, является искажением реальности, а значит, безумие в человеке вполне естественно. Мы не бесстрастное зерцало, запечатлевающее преходящие образы, а души, которые, отражая, преображают и в определенном смысле создают их. Кем был Дон Кихот, как не таким чудотворным зеркалом, искажавшим окружающий мир в соответствии с собственными идеалами?

Вполне понимая это сегодня, мы можем утверждать, что Сервантес написал первое и самое великое произведение Нового времени.

Ничего больше об этой бессмертной книге я говорить не стану — другие выскажутся более основательно и красноречиво.

Сегодня же, в День книги, я ограничусь лишь одним советом: движение рождается в пути, а любовь к книге — в процессе чтения. Читайте, по возможности, книги бессмертные, и в первую очередь — «Дон Кихота», книгу бедняка, которым был некогда Мигель де Сервантес и благодаря которому сегодня мы гордимся тем, что мы испанцы.

Дом на углу, тот самый в котором жил Лопе де Вега, не один раз били и крушили, не трогая разве что фундамент. Дон Рамон Месонеро Романос [20] Рамон Месонеро Романос (1803–1882) — испанский писатель-костумбрист, в 1861 г. восстановил историю дома Лопе де Веги и привлек к нему внимание испанской Королевской академии. (Здесь и далее — прим. перев.). описывает, как однажды во время утренней прогулки, проходя мимо, с удивлением увидел, что его стены долбит изогнутый клюв кирки.

Мы могли бы распознать истинный облик жилища Лопе, однако новый дом получился таким сервантесовским, словно в его комнатах задержался сумрак былых времен, как если бы часть вековой тени зависла над пустошью, и, какое бы здание на ней ни возвели, пусть даже самое современное, оно всегда будет по-особому сумеречным.